Мисс Марпл из коммуналки
Шрифт:
– Долго, – вздохнула Гульнара. – Целый месяц!
– А чем занимался?
– На работу не ходил, – доверчивым шепотом сообщила соседка. – Все знали – плохой человек. Искали его. Он у нас тут прятался.
– И все? Только прятался? Таджичка опустила голову.
– Ночью ходил. Брал паспорт Нурали и ходил.
– Куда? Голова Гульнары мелко затряслась.
– Не знаю! Аллах свидетель – не знаю!
– Врешь, Гульнарка, ох врешь!
– Детьми клянусь – не знаю!
– А догадываешься? Плечи несчастной «вдовы» опустились,
– Так догадываешься?
Призывать Аллаха в свидетели и клясться детьми на этот раз Гульнара не стала. Сидела понуро и изучала узоры на скатерке.
– Значит… плохое что-то делал Фархад? – допытывалась баба Надя.
Гульнара вздохнула.
– Но что – не знаешь? Таджичка повела плечом.
– А убить его за это могли? Гульнара вскинула голову и опять затрясла ею как припадочная:
– Не знаю, Аллах свидетель – не знаю! Он у нас деньги своровал, хотел за границу уехать, но Нурали его не убивал! Могилой матери клянусь – не убивал! Мы утром проснулись – нет его. Ушел Фархад, с нашими деньгами ушел! А тут вы… милиция в дверь звонит! Нурали не видел никто, я дверь открывала!
– А почему обманули всех? Почему ты сказала, что это Нурали мертвый лежит?
Гульнара тяжко вздохнула и отвела взгляд на заляпанную жиром плиту.
– Ну! – прикрикнула баба Надя. – Начала уже, чего ж замолкла?
– Деньги, – шепотом выдавила таджичка. – Он деньги взял. Кто б нам их вернул? Их отправили б жене Фархада, так?
– Не знаю, – задумчиво проговорила Надежда Прохоровна.
– Отдали бы, отдали! А мы их два с половиной года на машину копили, Нурали хотел машину с кузовом купить. Сам на рынок мясо возить, денег больше получать. Два года не ели, мало-помалу собирали! А он – украл! Кто б нам их вернул?! – и махнула рукой.
Понятно, мысленно вздохнула бабушка Губкина. Деньги – это всегда причина уважительная. Вот и прятался от всех честный обворованный работяга…
– А что ж родственники-то ваши, жена Фархада ваши деньги не вернула б? – спросила сочувственно.
– У Зульфии старший брат ненормальный, – грустно произнесла Гульнара. – Не хотел, чтоб сестра за полукровку замуж шла.
– Какого полукровку?
– Отец Фархада и Нурали таджик наполовину. Дед на Нурекскую ГЭС приезжал – хороший инженер был! – бабушку Фатиму встретил. Дед – азербайджанец. Влюбился, остался, женился. Брат Зульфии сестру за Фархада отдавать не хотел.
– Брат? А родители что ж? Слова не имели?
– Умерли родители. Брат старший остался.
– И деньги б не вернул?! Чужие!
– Нет. Нурали – не вернул бы. За позор в семье оставил. Фархад жену бросил. А это – позор.
– А-а-а… И вправду негодник… А что ж отец? Все равно за такого негодника просил?
– Просил, – вздохнула Гульнара. – Сын последний, любимый.
– И как же Нурали теперь без паспорта?
– Тут – все знают, – теперь без всякой гордости, понуро сказала таджичка.
– О
– Нет, что – свой. Он потом хотел на стройку пойти, там милиция без паспортов ловит, на родину бесплатно отправляет. Все так делают, никто б не спрашивал. Паспорт потерял – Таджикистон едешь. А то имя скажешь – не пустят снова в Россию. Лучше – не говорить.
– А дома, значит, собирался новый документ выправить?
– Угу.
– И долго Нурали тут от всех прячется?
– Два дня. А раньше у друга ночевал. На базаре.
Надежда Прохоровна собрала губы в пучок, по качала головой и спросила сочувственно:
– И что ж ты теперь делать собираешься? Муж в Таджикистане, ты одна с детьми в Москве…
– Квартиру продавать, в Куляб возвращаться…
– Не жалко? Все ваши сюда рвутся, а вы – обратно.
– Жалко! – горячо воскликнула Гульнара. – Очень жалко! Фатима – отличница! Вся в бабушку пошла – красавица, умница! В хоре поет, призы получает.
Смешливую черноглазую дочь Алиевых баба Надя знала. Хорошая девочка. Всегда первая поздоровается, если на лестнице встретит, сумку поможет наверх поднять. Воспитанная.
А Гульнара тем временем раскачивалась на табурете, посылая проклятия погибшему родственнику:
– Ох, погубил он нас! Шайтан! Ох, погубил!
– Ты вот что, Гуля, – баба Надя протянула руку через стол и накрыла ею пальцы таджички, – ты к Алеше иди. Он поможет.
– А деньги?!
– А деньги, я скажу, видела. Ваши они.
– Наши… – икнула Алиева.
– Ваши, ваши. Возьму грех на душу. Не ради тебя, ради детей! Скажу – видела. Знала, что вы на машину скопили. Сколько там в точности было?
– Ой. – Гульнару разбирала нервная икота. – Правда скажете?!
– Да, да.
– Там одна денежка приметная была – в пятнах зеленки!
– И про зеленку скажу, не беспокойся. Иди к Алеше смело. Он парень добрый, поможет.
Уже вскочившая было Гульнара снова опустилась на табурет:
– А паспорт?.. Как я скажу, что обманула?!
– Что признала Фархада мужем?
– Да!
– Ничего. И это не беда. Скажешь – испугалась. Шайтана этого мертвого.
– Ой, ик. А поверят?
– Если сама придешь – поверят. Или хочешь всю эту канитель разводить? Детей из школы срывать, назад возвращаться?
– Не хочу! Ой как не хочу!
– Вот и собирайся. Звони Нурали – я видела, у него сотовый есть, – и пойдем к Алеше. Пока не поздно, пока кто другой обман не раскрыл.
Алеше Бубенцову очень повезло – когда бабушка Губкина привела в его кабинет зареванную икающую Гульнару и воскресшего Нурали Нурмухаммедовича, там больше никого не было.
Сегодня утром он и без того обнаружил на своем рабочем столе «сюрприз»: перевернутый дном вниз бубен с горстью белых нафталиновых таблеток внутри. А встреченный на улице лейтенант Серегин в довесок ко всему спросил с ехидцей: