Миссис Харрис едет в Нью-Йорк
Шрифт:
— Ну так что ж? — огрызнулся он. — Вам-то что до того? Кого это вообще касается? Я честно-благородно развелся с той дамочкой, она была дрянь и вообще шлюха. Все было честь по чести и согласно законам Алабамы, и у меня есть об этом бумага. Чего вам еще надо?
Мистер Шрайбер, однако, продолжал свой допрос все так же неуклонно — как в его представлении должен был это делать настоящий следователь.
— А как же мальчик? — спросил он. — Вы знаете, где он и что с ним стало?
— Вам-то какое дело? Что, своих забот мало? — рявкнул Кентукки. — Я подписал этот вонючий контракт с вашей чертовой
Мистер Шрайбер положил бумаги и кивнул миссис Харрис:
— Миссис Харрис, прошу вас, расскажите ему.
Миссис Харрис, застигнутая во время своих мыслей фразой, не похожей на ту, какой она ожидала, сказала вовсе не то, что собиралась:
— Это неправда! — воскликнула она. — Потому что мальчик тут, вот он!
Челюсть Кентукки отвалилась и он вытаращился на мальчика.
— Чего?! — заорал он. — Вот этот маленький ублюдок?!
Миссис Харрис во мгновение ока вскочила, готовая к битве. Ее голубые глазки сверкали.
— Никакой он не ублюдок! — крикнула она. — Он — ваша плоть и кровь, ваш ребенок от законного брака, о котором там написано, и я привезла его сюда из самого Лондона!
Последовала немая сцена — отец смотрел на сына, сын — на отца, и во взглядах обоих не было любви, но лишь чувство прямо противоположное и непримиримое.
— Кой черт вас просил это делать? — рявкнул наконец Кентукки.
Кто знает, как это случилось — но Добрая Самаритянка и Чрезвычайная и Полномочная Фея-Крестная была вдруг вынуждена почему-то оправдываться. Миссис Харрис никак не ожидала такого поворота событий.
— Никто меня не просил, — ответила она. — Я сама решилась на это. Потому что мальчика били и морили голодом эти ужасные Гассеты. Мы слышали через стенку, как он плачет, каждый вечер. И я сказала миссис Баттерфильд, что если б его отец в Америке знал об этом, он бы такого не потерпел и минуты, — миссис Баттерфильд подтвердила слова подруги кивком, — и он бы сразу захотел увезти его оттуда. Ну вот мы и здесь. Что вы теперьскажете?..
Прежде чем Кентукки успел ответить (судя по тому, как он скривил рот, ответ должен был быть непечатным), миссис Шрайбер, видя, что миссис Харрис путается и ситуация выходит из-под контроля, поспешно добавила:
— Миссис Харрис и миссис Баттерфильд — соседи этих Гассетов, приемных родителей Генри. Я хочу сказать, родная мать мальчика отдала его им, когда вторично вышла замуж, но когда деньги перестали поступать и мать не нашли, они начали притеснять его. Миссис Харрис не могла выносить этого и привезла ребенка вам. Она — добрая женщина, и близко к сердцу приняла беду мальчика, и… — она замолчала, почувствовав, что ее объяснения звучат так же неуклюже и сбивчиво, как у миссис Харрис. Она посмотрела на мужа, надеясь на его помощь.
— В общем, вот так и обстоят дела, Кентукки, — подтвердил мистер Шрайбер, чтобы пауза не затягивалась. — Хотя, может быть, всё это можно было изложить и несколько более связно. Когда миссис Харрис привезла мальчика сюда, она не знала еще, кто его отец, однако предполагала,
Кентукки цокнул языком и пощелкал пальцами в ритме, который он часто использовал в своих балладах, а потом протянул:
— Вот так прям она, значит, и думала? — он перевел взгляд на миссис Харрис и миссис Баттерфильд. — Слушайте, вы, стервы вы старые! Можете взять щенка и увезти его в… откуда там вы его привезли. Я никого не просил тащить его сюда, мне он не нужен, и я не собираюсь брать его к себе. Может, я и простой парень с Юга, но кое-что смыслю! Публике не понравится, если окажется, что я в разводе, и не понравится, чтоб у меня был какой-то там сын, я — ковбой-одиночка, ясно вам? И будете нести всякую чушь насчет того, чтоб я его взял, так я всем скажу, что вы просто грязные лжецы, порву на хрен ваш вонючий контракт — и ищите-свищите Кентукки Клейборна! И чтоб вы знали, десять мильёнов настоящих американских ребят, которым я нравлюсь, будут за меня!
Отчитав собравшихся таким образом, Клейборн обвел их взглядом, причем ни секунды не задержался на своем сыне, и закончил:
— Так что, ребята, думаю, с этим ясно, нет? Пока! — поднялся и, косолапя «по-ковбобйски», вышел.
— Грязный подонок! — дал волю эмоциям мистер Шрайбер.
Миссис Баттерфильд прижала к лицу фартук и, всхлипывая, убежала в кухню.
Миссис Харрис стояла с посеревшим лицом.
— Старая стерва… — повторила она и, помолчав, добавила: — Теперь все пропало, да?..
Генри стоял посреди комнаты какой-то очень одинокий. Его глаза были сейчас умудреннее и грустнее, чем когда-либо. Но сказал он только:
— Чтоб мне лопнуть! Этотпапаша мне не нужен.
Миссис Шрайбер подошла к мальчику, обняла его и заплакала.
Но миссис Харрис, все иллюзии и мечты которой только что рухнули, не могла даже плакать.
21
Разум миссис Харрис так ужасно подвел ее, заставив поверить, что Кентукки Клейборн примет потерянное чадо в распростертые объятия и немедленно переменится к лучшему — будет впредь источником добра и света; — но теперь разум был милосерден к ней и как бы выключился. Он позволил ей дойти до своей комнаты, переодеться в ночную рубашку и лечь в постель — а затем наступило оцепенение, не давая ей думать о происшедшем. Иначе она вряд ли перенесла бы унижение и крушение надежд на хорошую жизнь для мальчика. Она лежала, не смыкая глаз — но просто смотрела в потолок, ничего не видя, не слыша и не говоря.
Найдя ее в таком состоянии, миссис Баттерфильд завопила так, что миссис Шрайбер бегом примчалась на кухню.
— Что-то страшное стряслось с Адой, мадам! — выговорила толстуха, когда хозяйка смогла немного успокоить ее. — Что-то ужасное! Она лежит, словно бы и не живая почти, и не говорит ничего!
Миссис Шрайбер посмотрела на закрытую одеялами фигурку в постели — сейчас, когда неукротимый дух не осенял ее, она казалась совсем маленькой и хрупкой, — дважды безуспешно попыталась привести ее в чувство, а когда ничего не вышло, кинулась за мужем и позвонила своему врачу.