Миссис По
Шрифт:
Элиза изобразила на лице адресованную мне извиняющуюся гримаску.
– Мы должны поговорить об этом, – сказал мистер Бартлетт. – Мы не были бы вам добрыми друзьями, если бы этого не сделали. Как вам известно, френология – общепризнанная наука. По и сам соглашается с этим в нескольких своих рассказах. От этих его лобных костей содрогнется любой студент-френолог. Интересно, этот человек когда-нибудь смотрится в зеркало? Если он знаком с френологией, ему вряд ли нравится собственное отражение.
– Может быть, ты преувеличиваешь? – спросила Элиза.
Мистер Бартлетт положил на стол свою салфетку.
– Нисколько. Если учесть и изрядную нравственную непоследовательность, на которую указывают эти
Мой взгляд переместился на высокий лоб самого мистера Бартлетта и его желтоватые виски. Поймав мой взгляд, он твердо сказал:
– Все дело в расположении этих выпуклостей.
Элиза сдержала улыбку, а мистер Бартлетт еще сильнее нахмурился и продолжил:
– Итак, миссис Осгуд, из этого следует, что, когда на такой ум обрушивается дополнительная нагрузка, в опасности оказывается не только его обладатель, но и те, кто к нему близок.
– Извини, Фанни, – сказала Элиза. – Такой разговор совершенно неуместен за завтраком.
– Я не думаю, что вы обе проявите мудрость, если продолжите любезничать с ним на вечерах мисс Линч. – Элиза запротестовала было, и мистер Бартлетт поднял руку, призывая ее к молчанию. – Я намерен сказать кое-что еще. Я думал, все уладится само собой. Но, раз уж миссис Осгуд посетила с этой четой театр, я считаю, что моя обязанность предостеречь ее от подобных действий в дальнейшем. Очень важно, чтоб вы не поощряли его, если он появится у мисс Линч.
– Ты же знаешь, – сказала Элиза, – что Фанни пишет о нем статью для «Трибьюн».
– Да, знаю и сожалею об этом. Я надеюсь, что вы подумаете о том, чтобы отказаться от этого проекта.
– Рассел, – проговорила Элиза, – ты нас пугаешь.
– Очень хорошо. – Он откинулся на стуле. – Я этого и добивался.
Он нас видел? Если нет, почему тогда он так встревожен моими отношениями с мистером По?
Марта принесла мне яйцо, и я начала колоть скорлупу лезвием ножа.
– Благодарю за заботу, – спокойно сказала я, – но я не увидела в мистере По ничего подобного. Все время, что я провела с четой По, собирая материал для статьи, он был терпелив и добр, даже когда миссис По… неважно себя чувствовала.
– Вы не знаете, как они ведут себя в отсутствие посторонних, – серьезно сказал мистер Бартлетт. – Многое может выглядеть совсем не так, как оно есть на деле. Я не удивлюсь, если узнаю, что он запугивает свою жену.
– Все это так страшно, – тихо сказала Элиза. – Совсем как в его рассказах.
– А где, по-твоему, По берет сюжеты этих рассказов? – спросил мистер Бартлетт. – Ты разве не замечала, что герои его историй всегда оплакивают смерть своих молодых жен или возлюбленных, если только не сами их убили? Разве это не заставляет тебя задаться вопросом, не замышляет ли он убийства собственной жены? Или хотя бы не желает ли ее смерти?
Я срезала верхушку яйца. Человек, которого я знала, был добр к своей жене даже в спорных ситуациях. У миссис По была странная склонность к похвальбе и неуместным ремаркам, и поэту нередко приходилось делать жене замечания, однако при этом он был неизменно учтив. Далеко не у всякого мужа хватило бы чувства юмора сносить подобную глупость. При мне мистер По был ближе всего к тому, чтобы потерять терпение, когда жена и теща обсуждали его приемного отца. Но даже тогда его вспышка в адрес миссис Клемм была короткой, к тому же он почти сразу извинился.
– Мистер По все время вел себя как джентльмен. – Я зачерпнула ложкой желток. – Я бы доверила ему свою жизнь.
– Но вы же не можете желать, чтобы вам пришлось так поступить, – сказал мистер Бартлетт.
– Теперь ты заходишь слишком далеко, Рассел, – сказала Элиза. – Этот человек – писатель,
Я смотрела на мистера Бартлетта, а с моей ложки тем временем капал желток.
– Я не могу просто взять и порвать с По. Я еще не закончила статью и, честно говоря, нуждаюсь в деньгах.
Он выдержал мой взгляд.
– Тогда, моя дорогая, будьте осторожны. И действуйте тактично.
Вечером того же дня в салоне мисс Линч я была столь возбуждена надеждой на появление мистера По и, одновременно, предостережением мистера Бартлетта, что могла лишь наблюдать за происходящим и пить свой чай. Однако, пока я мелкими глоточками отпивала из чашки, мне все равно пришло в голову, что утопические идеи мисс Линч относительно того, что должно происходить в ее салоне, больше не работают так, как она надеялась. Гости разбились на кучки в соответствии с социальным статусом. Именитые поэты, писатели и звезды подмостков разглагольствовали в главной гостиной, обхаживаемые политиками, светскими дамами и меценатами с толстыми кошельками. Те, что пониже рангом, – начинающие поэты, делающие первые шаги актеры, авторы непопулярных теорий вроде мистера Стивена Перла Эндрюса с его свободной любовью, – собрались в задней гостиной. Там они шумели, старались выделиться и привлечь внимание обитателей главной гостиной всевозможными уловками – как, например, молодой мистер Уолт Уитмен с его броскими гофрированными манжетами или мистер Герман Мелвилл, [45] угрожающая сигара которого была чуть ли ни большего него самого. Эти две гостиные разделял лишь арочный проем, но между имущими и неимущими словно бы воздвиглась кирпичная стена, и калитку в ней отмыкал лишь один ключик: слава.
45
Герман Мелвилл (1819–1891) – американский писатель и моряк, автор классического романа «Моби Дик».
Как остро ощущали нехватку славы собравшиеся в задней гостиной! Я, как детский писатель, была в их числе. Даже в нынешнем смятенном состоянии я слишком отчетливо видела, как зависть заставляет языки произносить недобрые, ядовитые слова. Задыхаясь от густых клубов дыма, испускаемых мистером Мелвиллом, я не могла не подумать, что, если бы Сэмюэл был в городе, я вместе с ним находилась бы в главной гостиной.
Итак, я перевела взгляд на мистера Мелвилла, который потчевал нашу второсортную компанию рассказами о Тихом океане. Я сочувствовала ему, поскольку истории его были довольно интересны (если, конечно, вам нравятся корабли), но большинство из нашей группы не сводило глаз с главной гостиной, где состоятельный издатель и поэт Уильям Каллен Брайант произносил исполненную пафоса речь о необходимости создания парка для всех жителей Нью-Йорка. Судя по заинтересованным выражениям на лицах его слушателей, он, очевидно, задел их за живое. Но, даже если бы «центральный» парк мистера Брайанта не потопил корабли мистера Мелвилла, я бы все равно не смогла уделить им все свое внимание. Мой взгляд постоянно соскальзывал с возбужденного молодого лица мистера Мелвилла и устремлялся в сторону передней в поисках мистера По.
Подле меня остановился преподобный Гризвольд, деликатно держа чайную чашечку унизанными перстнями пальцами в лиловых перчатках. Одарив его вежливой улыбкой, я вновь переключила внимание на мистера Мелвилла.
Преподобный Гризвольд звякнул кольцом о чашечку.
– Вы слушали мистера Брайанта? – громко спросил он.
Я отвела его от кружка, собравшегося вокруг мистера Мелвилла, и прошептала: «Нет». Бедный мистер Мелвилл! Неужели преподобный Гризвольд не может вести себя не столь неуважительно?