Миссия Эскарины Ставо
Шрифт:
Сергей молча кивнул и протянул мне руку, и я не стала отказываться от поддержки.
Это ощущение — переплетенные пальцы, его тепло, едва ощутимое через две пары перчаток, и необъяснимая уверенность в том, что у человека рядом все под контролем и он не даст мне пропасть, что бы ни случилось — я всеми силами старалась запечатлеть в памяти, чтобы оно всегда было со мной.
Одно из первых испытаний, которому подвергаются будущие служащие исследовательского флота, — это проверка психологической устойчивости. В последние годы для этого считается достаточным успешно пройти несколько тестов и собеседований, но мне казалось, что подобный подход
Интересно, сколько человек с моего курса смогли бы залезть в темное нутро воздуховода, обнимая единственный баллон с кислородом? Когда нет никаких источников света, а единственный звук — твое собственное дыхание, приглушенное защитным капюшоном?..
– Считайте развилки, — слишком ровным голосом сказал мне Сергей на прощание, остановившись перед разобранным сегментом воздуховода. — Свет фонаря могут заметить, если он начнет сочиться сквозь решетки, а брошенный на полпути фонарик при пуске вентиляции продребезжит по всем воздуховодам, и вас раскроют. Вам придется идти на ощупь — и возвращаться так же.
До первой развилки, которая смогла бы хоть как-то отвлечь меня от давящей темноты, было не так далеко — метров десять, если верить карте, наскоро набросанной Сергеем. Увы, ползком по круглому воздуховоду — не самый быстрый способ передвижения, и даже эти десять метров превратились в бесконечность, наполненную шорохами и сбившимся дыханием.
Кислорода в баллоне — максимум на полчаса. Не более пятнадцати минут в одну сторону.
Но даже в этой кошмарной тишине были свои плюсы: она вынуждала приспосабливаться. Несколько минут — и я уже приноровилась ползти так, чтобы не задевать баллоном стенки и производить как можно меньше шума… и тут же уперлась в какое-то препятствие.
– Не вздумай паниковать, — строго сказала я себе и тут же заткнулась: звук собственного голоса показался противоестественно громким. Что, если его могли расслышать там, в захваченном куполе?..
А о возможных препятствиях Сергей предупреждал. Самый простой способ отрезать ремонтный док от системы кислородоснабжения — перекрыть герметичный затвор на выходе воздуховода из захваченного купола. Наверное, в этот клапан я и уткнулась… теперь вспомнить бы, что с ним делать!
Сергей говорил, что затвор работает от электропривода, и первая же попытка открыть заслонки вручную обернется тем, что сигнал об этом поступит на центральную консоль — и мое присутствие в системе уже не будет секретом. Привод должен остаться в том же положении, в каком я его найду.
Но от привода к клапану идет стержень, вращением которого и управляются заслонки. И если аккуратно отвинтить крепления, оставив на месте стержень, то заслонки можно просто снять и аккуратно отложить в сторонку.
Хотела бы я посмотреть, как сам Сергей провернул бы этот номер на ощупь!
Подавив очередной приступ паники (Что я буду делать, если не смогу открыть клапан? Воздуховод слишком узкий, я в нем даже развернуться не смогу, а средств связи у меня нет никаких — сама же и отказалась брать, побоявшись, что они выдадут меня несвоевременным звонком или помехами!), я вытянула руку. Под пальцами скользила ровная поверхность холодного металла. Перчатки заметно приглушали интенсивность ощущений, но без них я наверняка уже примерзла бы к заслонке, так что пришлось смириться и терпеливо ощупывать клапан по кругу, отыскивая стержень… и нашла что-то совсем неожиданное.
Гайка и хвостик то ли болта, то ли винтика. Рядом — еще две. Стержень, очевидно,
Ну, Сергей, знаменитый планировщик и организатор!
Как нащупать в маленьком ящичке с инструментами отвертку, я помнила прекрасно. А вот где там гаечный ключ, да еще нужного размера, — могла только догадываться.
Внутренний таймер безжалостно отсчитывал секунды. Подступающая паника упрямо нашептывала, что с каждой минутой становится все душнее — кислородный баллон не бесконечен, а я тут вожусь…
Я стиснула зубы и запустила руку в пристегнутый к поясу ящичек, методично ощупывая один инструмент за другим. Первый гаечный ключ оказался слишком большим, второй — маленьким; на третьем я уже снова ругалась сквозь сжатые зубы, поминая по матушке неизвестного мастера, не потрудившегося расположить ключи по ранжиру — и, не иначе, всуе помянутая мать пришла на помощь: первая гайка неохотно провернулась, выпуская болт.
Шумно выдохнув, я принялась за следующую — и тут заслонка начала ощутимо подрагивать под напором набегающего потока воздуха. Пока уплотнители делали свое дело, не позволяя ей дребезжать. Но когда я отвинчу последнюю гайку, заслонку попросту сдует мне в лицо, и она прогромыхает по всему воздуховоду, как сигнальный колокол!
«Плох тот план, который срабатывает от начала до конца», — напомнила я себе и стянула капюшон, подоткнув его под заслонку. Задержать не задержит, но смягчит первый удар о стенку воздуховода, а там уж я должна успеть поймать.
Без капюшона немедленно начали мерзнуть уши, и даже тонкие струйки теплого воздуха, то и дело вырывающиеся из-под заслонки, не спасали ситуацию. Беспомощно ругаясь под нос, я поспешно открутила последнюю гайку.
Заслонка все-таки громыхнула, но не так громко, как я опасалась. Что было гораздо хуже, стержень привода торчал на добрую треть высоты воздуховода — и без того, прямо скажем, не слишком-то большой. Извиваясь, как заправская кобра, я ухитрилась заткнуть заслонку за пояс и кое-как проползти мимо клапана, скрежетнув кислородным баллоном о выступы соединения. Индикатор пессимистично утверждал, что кислорода осталось чуть меньше половины, и ноги нужно будет уносить в темпе.
Снимая кислородную маску, я уже не ругалась. Из захваченного купола налетал упругий поток теплого воздуха, и с этого момента любой шум мог быть услышан на той стороне. Зато, по крайней мере, теперь Сергею в рубке будет чем дышать — хотя на его месте я бы все равно не убирала кислородный баллон далеко. Со своим я точно расставаться не спешила.
В воздуховоде по-прежнему царила непроглядная темнота. Я осторожно поползла вперед, ощупывая округлые стенки. В ушах весело насвистывал теплый воздух, скрадывая звук моего собственного дыхания. Темнота казалась живым существом — с прохладной черной шкуркой, под которой в такт моим движениям бился пульс; мне казалось, что я ползу если не целую вечность, то три недели, как когда-то в опустевшем корабле, — точно.
Иногда я останавливалась и переводила дыхание, проверяя, на месте ли необходимый инвентарь. Чудо-коробочка неизменно обнаруживалась на поясе, только проводки то и дело норовили выскочить из отведенного для них паза. После третьей остановки я поправляла их совершенно машинально, не задумываясь, и только вздрагивала, случайно задев злополучную заслонку, заткнутую рядом. Выбросить ее я так и не решилась: напор воздуха был более чем достаточен, чтобы металлическая пластина в воздуховоде изрядно наделала шуму.