Миссия: соблазнить ректора
Шрифт:
— Ты никому ничего не расскажешь о нашем маленьком соглашении, девочка Котари, — почти печально произнёс человек, обладавший полной властью над моей судьбой, телом и жизнью. — Не волнуйся: внешних следов, разумеется, не останется. Не дёргайся, или будет ещё больнее.
Глава 3
Наши дни
Я никогда не думала, что какое-то сломанное колесо способно задержать путника часа на три, не меньше, и сильно подозревала, что дело было в близлежащей таверне, хозяйка которого оказалась какой-то дальней родственницей кучера. Так что он с головой окунулся в её хлебосольное гостеприимство, и, по-моему, напрочь забыл и обо мне, и об экипаже, и вообще обо всём на
Мне тоже предложили горячего супа, густого и наваристого, щедро отсыпали каких-то солёных крекеров и сахарных цукатов. Под присмотром пары довольно ленивых соглядатаев Эстея я сидела в ожидании своей участи на лавке, грызла цукаты, ёжилась от прохладного вечернего ветра, любовалась закатом и — думала.
Поверить в то, что холостяцкая свобода может оказаться для человека дороже всего на свете, в том числе какого-то архиважного магического артефакта или другой аналогичной по ценности вещицы, которую Эстей называл «ключом», было трудно. И, тем не менее, все известные мне факты поддерживали данное утверждение, и ни один не опровергал.
Тридцатишестилетний — о, ужас! — ректор Академии с дурацкой аббревиатурой ЗАЗЯЗ Миар Лестарис за последние шестнадцать лет продемонстрировал миру два десятка любовниц и ни одной невесты. Двадцать — о, ужас, ужас! — официальных любовниц из числа почтенных молодых вдов или женщин не то что бы совсем лёгкого, а, скажем так, среднего поведения, не достойных верлад, а прост дам. Вполне возможно, что имелись и замужние избранницы, но если подобное и случалось, то осталось втайне.
Биография моей будущей жертвы (или палача, это как посмотреть) выдающимися событиями не блистала. Родился… Учился… Надо сказать, в школьные годы особыми успехами не отметился и интригующих талантов не выказывал. Но в двадцать лет абсолютно никому не интересный отпрыск древнего, уважаемого, но хиреющего феррского рода неожиданно для всех — и прежде всего для своей родни — порвал все связи с семьёй и отправился в кругосветное путешествие.
Я нередко слышала о пользе последних для души, ума и духа. В случае верлада Миара эффект оказался просто сногсшибательным: по возвращении он кардинально переменил образ жизни, поступил в магистратуру, выбрал специализацией редкую и почти уникальную область магии, а именно алхимагию (что это такое, я так и не разобралась до конца, нам в Высшей школе об этом не рассказывали), а в двадцать пять лет получил беспрецедентный государственный займ и основал ЗАЗЯЗ. Набрал команду лучших педагогов со всего Асветора, устроив закрытый конкурс, и сам, будучи достаточно молодым ещё человеком, принялся пестовать юные дарования. Вскоре на верлада свалилось какое-то внушительное наследство от наставника, с которым мой ректор познакомился в путешествии, так что займ он погасил. В итоге богатого, свободного, успешного и, судя по всему, привлекательного мужчину стали одолевать косяки алчных и целеустремлённых невест.
Примерно половина не ведающих жалости охотниц была просто благородными юницами на выданье из первого сословия, традиционно получавшими образование на дому, остальные — теми же юницами, но студентками второго сословия, пожелавшими получить аттестаты об академическом образовании. Через год, так ни разу не попав ни в какую компрометирующую ситуацию и безукоризненно вежливо отклонив как минимум сорок два приглашения на балы для светских дебютанток, Миар Лестарис запер свой роскошный столичный особняк и переехал с вещами в преподавательское общежитие. Незамужним преподавательницам и даже служанкам моложе сорока пяти лет работа в ЗАЗЯЗ не светила отныне ни при каких условиях, а студенток стали отсеивать самым тщательным образом, принимая только неказистых внешне заучек, поднимающих горящие глаза исключительно на доску с формулами, а никак не на мускулистый (ну или какой он там) стан наставника и его смазливую (наверное) физиономию. Три особо упорные девушки, не дававшие верладу Лестарису прохода, были и вовсе отчислены по разным относительно уважительным причинам. Подлинные обстоятельства стали ясны лишь у одной: адептка решила проникнуть
Надеюсь, бедняжка ничего не сломала, кроме надежд и веры в человечество.
Одним словом, мой ректор морально был готов к хитроумному взятию штурмом. Не исключено, что он обзавелся сухарями и запасом воды для длительной осады, возможно, прокопал тайный лаз из своей комнаты на какой-нибудь ближайший скотный двор на случай экстренного отступления. За двадцать лет можно подготовиться ко многому. Но и мне деваться некуда… Если бы только внутри меня горел азарт завоевательницы и хотя бы толика симпатии к объекту! А я верлада Миара Лестариса уже тихо ненавидела.
Я потёрла всё ещё болезненно ноющие губы, вспоминая омерзительное прикосновение кончика магической иглы. Нет, внешних следов не осталось… только воспоминание о мучительной процедуре, которой самой по себе было бы достаточно, чтобы даже не задумываться о возможности сопротивления.
Кроме того…
Моё сердце было свободно, но это не исключало всевозможных девичьих мечтаний о взаимной любви, романтических ухаживаниях, первом поцелуе, свадьбе, счастливом замужестве, семье. Все эти мечты следовало уничтожить, а затем похоронить и никогда не выкапывать. Я никогда не планировала быть чьей-то любовницей, но в будущем у опозоренной девицы выбор мог стоять между этой постыдной, с какой стороны не глянь, незавидной участью — и полным одиночеством. Неприятный выбор. Меня воспитывали не так, хотя незавидный пример имелся перед глазами с детства.
Любовница была у отца — невысокая, круглощекая дама, работающая в кондитерской.
Об этом знали все, даже маленькая я, об этом судачили слуги, с упоением обсуждала с матерью тётя, мать Элейн, верлада Миттери Тэйл. Мать в обсуждениях участия не принимала, зато тётя утверждала, что измена с представительницей сферы торговли свидетельствовала об отвратительном вкусе и каком-то особенном неуважении к благородной фамилии Тэйл, жене и ребенку. Как будто было бы легче, если бы это была герцогиня! Мне же, напротив, изначально все виделось в довольно романтическом свете, и от холодной суровости отстраненной матери хотелось сбежать в полумрак уютного маленького заведения, где пахнет выпечкой, корицей и чем-то неуловимо сладким. Только потом я поняла, что если бы этой тёплой незнакомой мне женщины не было, возможно, и мать была бы добрее и теплее ко мне…
Теперь уже было неважно.
Когда колесо починили, и наша маленькая процессия готова была продолжить путь, стемнело, и в ЗАЗЯЗ, находившуюся в двух-трёх вланах от небольшого городка Астланда, мы подъехали ближе к полуночи. Я сомневалась, а пропустят ли незваную гостью вообще, но, как выяснилось зря: гостью, а точнее, адептку Ари Эрой — таково было моё новое имя — терпеливо ждали. Ни кучера, ни соглядатаев Эстея за пределы высоких кованых ворот не пропустили, чемоданы пообещали утром отнести на место. Не желая мучить заспанного привратника, симпатичного высокого молодого человека, обладателя лохматых, соломенного цвета волос, я уверила его, что доберусь до своей комнаты сама.
— Самая лучшая, надеюсь? — капризно спросила я, вовремя вспомнив о своей роли избалованной взбалмошной девицы. — Это самая лучшая комната в вашем свинарнике?
— Да, лада, — дружелюбия в голосе юноши изрядно поубавилось. — Вас точно не нужно проводить? Вы запомнили дорогу? Четвёртый этаж, комната под номером 4А. Комендант уже спит, но ключ для вас оставили…
Из его объяснений, «налево, вперёд по диагонали, направо, за угол, потом примерно сто семнадцать шагов, после лавочки ещё вперёд по диагонали, за угол, высокое здание слева, на дверной табличке изображены розовые лотосы, лотосы, а не антуриумы, верлада!» я ничего не запомнила, но решила, что уж как-нибудь разберусь, о чём немедленно и сообщила. Привратник посмотрел на меня с обидой, но промолчал.