Миссия Зигмунда Фрейда. Анализ его личности и влияния.
Шрифт:
Конечно же нет, эта встреча — кратковременная юношеская влюбленность Фрейда — судьбоносной не была. И ничто в этом отношении судьбоносным не было, поскольку Джоне попросту ошибался, предполагая, будто все эти юношеские фантазии и желания исчезли. Они просто приобрели новые формы, а частью стали меньше осознаваться. Мальчик, желавший стать министром, сделался тем, кто мечтал уподобиться Моисею, несущему новое знание человеческому роду, знание, которое было бы последним словом в понимании человечеством самого себя и мира. Ни национализм, ни социализм, ни религия не могут служить проводниками к лучшей жизни; полное постижение человеческого ума может показать иррациональность всех этих ответов и увести человека так далеко, как это вообще возможно: к трезвому, скептическому, рациональному
Фрейд видел себя вождем этой интеллектуальной революции — того последнего шага, который способен сделать рационализм. Лишь поняв это стремление Фрейда донести до человечества новую весть — не счастливую, но реалистичную, — можно понять и то, что было им созддно: психоа налитическое движение.
Сколь странный феномен это психоаналитическое движение! Психоанализ представляет собой терапию неврозов и в то же время является психологической теорией, общей теорией человеческой природы и в особенности бессознательного, с его проявлениями в сновидениях, симптомах и символических произведениях. Существует ли другой пример терапии или научной теории, преображающейся в движение, направляемое из центра тайным комитетом, с чистками, убирающими отклоняющихся от линии членов, с организациями на местах и международной сверхорганизацией? В области медицины нет теории, которая когда либо превращалась в подобное движение. Пока речь идет о психоанализе как теории, то вернее всего ее можно сравнить с дарвинизмом — революционной теорией, проясняющей историю человека и стремящейся изменить картину мира фундаментальнее, чем любая другая доктрина XIX в. И в то же время никогда не существовало дарвинистского "движения", не было ни руководящего центра, направляющего его деятельность, ни чисток, с помощью которых определялось бы, кто прав, именуя себя дарвинистом, а кто утратил подобную привилегию.
Почему психоаналитическое движение столь уникально? Частично ответ заключается в пред шествовавшем анализе личности Фрейда. Конечно, он был великим ученым, но, подобно великому социологу и экономисту Марксу, Фрейд имел и другую цель, какой не было у человека вроде Дар вина: он хотел преобразовать мир. Облик терапевта и ученого скрывал одного из крупнейших реформаторов начала XX в.
VIII. КВАЗИЛОЛИТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ
На следующих страницах я постараюсь показать особый, квазиполитический характер психоаналитического движения. Трудно найти луч шее введение в этот предмет, чем заголовки глав первой части третьего тома биографии Джойса, озаглавленного "Жизнь". Подзаголовки в этой части: "Выход из изоляции (1901–1906)"; "На чало международного признания (1906–1909; "Международная психоаналитическая ассоциация, оппозиция, расколы (1911–1914)"; "Комитет; годы войны (1914–1919)"; "Объединение, дискуссии, прогресс и неудача"; "Слава и страдание"; "Последние годы в Вене"; "Лондон — Конец".
Всякий читающий эти заголовки едва ли усомнится, что в книге речь идет об истории политического или религиозного движения, его росте и схизмах; то, что это история терапии или психологической теории, покажется удивительным. Однако этот дух движения, призванного завоевать мир, существовал уже в ранние годы психоанализа. До 1910 г. Фрейд совершил все свои самые фундаментальные открытия и представил их в ряде книг и статей небольшой группе венских врачей и психологов. До той поры его деятельность мало чем отличалась от занятий любого творчески работающего ученого. Но этим он не удовлетворился. Между 1910 и 1914 гг., как пишет Джоне, "было положено начало тому, что называется "психоаналитическим движением" — выражение не только удачное, но используемое и его друзьями, и его врагами". Эти годы "радости по поводу растущего успеха и признания были в большей части омрачены зло вещими признаками раскола, формирующегося среди ближайших сподвижников… Фрейда в огромной мере тревожили, а также изумляли те неразрешимые проблемы, которые из этого произросли, со всеми их сложностями. Однако мы ограничимся здесь лишь более светлой частью этой
Я уже обращал внимание на то, что Фрейд незадолго до того, как основал "движение", на писал Юнгу об идее собрать своих сторонников, дабы "примкнуть к какой-нибудь большей группе, работающей для практической идеи". Он думал, что Международное братство за этику и культуру может быть той структурой, в рамках которой удастся создать организацию его последователей. Но вскоре место Международного братства за этику и культуру заняло Международное братство за психоанализ, именуемое Международной психоаналитической ассоциацией.
Дух, которым была пронизана эта ассоциация с момента основания, отличает ее от обычного научного общества. Организационные принципы бы ли диктаторскими. Перед первым конгрессом Ференчи написал Фрейду, что "психоаналитическое мировоззрение не предполагает демократического уравнивания: должна существовать элита, похожая более на платоновское правление философов" (письмо Фрейду от 5 февраля 1910 г.). через три дня Фрейд отвечал ему, что давно уже пришел к этой мысли. Ференчи пошел дальше, осуществляя этот общий принцип. Предложив формирование международной ассоциации с обществами — филиалами в различных странах, Ференчи настаивал на необходимости того, "чтобы все статьи и обращения всякого психоаналитика первоначально предоставлялись для одобрения". Даже если такое предложение не было принято как крайность, оно симптоматично для того духа, который Фрейд вместе с Ференчи установил в обществе с самого начала.
Второй психоаналитический конгресс имел все черты политического конвента. "Возникшие после доклада Ференчи дискуссии, — как пишет Джоне, — были такими желчными, что пришлось перенести их на следующий день". Дела пошли еще хуже, когда было высказано предложение отдать пост президента и секретаря швейцарским аналитикам: долгая и верная служба веронцев была проигнорирована.
"Сам Фрейд понял все преимущества создания психоанализу более широкого базиса, чем то, что могло ему дать венское еврейство, а так же необходимость убедить в этом своих венских коллег. Услышав, что некоторые из них со брались для выражения протеста в номере Штекеля, он отправился к ним и бесстрастно призвал их к подчинению. Он сделал акцент на той патологической враждебности, которая его окружает, и на необходимости внешней поддержки, дабы противостоять ей. Затем, драматическим жестом сбросив пальто с плеч, Фрейд за явил: "Мои враги хотели бы видеть меня умирающим с голоду, они готовы снять с меня последнюю рубашку".
Помимо комплекса голодания, в связи с которым я уже приводил этот абзац, мы обнаруживаем здесь драматический и даже несколько истерический жест политического вождя, принуждающего своих сторонников принять идею, согласно которой психоанализ должен стать мировым движением, а потому лидерство следует передать от венских евреев швейцарским неевреям. Юнг должен был стать Павлом новой религии. Фрейд предпринял также политические шаги "для умиротворения двух лидеров бунта. Он заявил о своем уходе с поста президента Венского общества и предложил этот пост Адлеру. Он также дал согласие на то, чтобы в противовес Юнгу, возглавлявшему "Jahrbuch", создать новый журнал, ежемесячник "Zentralblatt fur Psychoanalyse", который должны были совместно издавать Адлер и Штекель. Тогда они успокоились, согласившись, что он будет директором нового журнала, а Юнг — президентом ассоциации".
Из этого описания хорошо видны мотивы Фрейда, Ференчи и других лидеров психоанализа: это скорее энтузиазм людей, возглавлявших квазирелигиозное движение, собирающих кон венты, конклавы, идущих в атаки и примиряющихся, чем обеспокоенность ученых, занятых дискуссиями о предмете своего исследования. Тот же политический дух распознается в не большом письме Фрейда, в котором речь идет о великом психиатре Блейлере. В конце того же года Фрейд писал Пфистеру: "У меня огромные трудности с Блейлером. Я не говорю, что мне хотелось бы удерживать его любой ценой, так как Юнг мне довольно близок; но я охотно пожертвую ради Блейлера чем угодно, если только это не повредит нашему делу. К сожалению, надежда на это у меня мало".