Миссурийские разбойники
Шрифт:
— Постараюсь объясниться.
— Сделайте одолжение.
— Испанцы не глупее нас.
— Я никогда и не сомневался в этом, — ответил Митчелл с улыбкой.
— Они устроили контрмину.
— Контрмину? Как же это?
— А вот увидите. Они не долго ломали голову над этим и поспешили напичкать шпионами все пограничные владения Америки.
— Смотри, пожалуйста! Как ловко!
— Очень ловко, — ответил дипломат, явно чувствуя себя не в своей тарелке, — но на их несчастье все подробности их системы шпионства
— Ну вот еще!
— Да и кроме того, мы знаем главного руководителя их шпионской сети.
— Ого! Дело становится серьезным.
— Не правда ли?
— Клянусь честью! И вы говорите, что вам известен даже руководитель?
— Вполне известен. Это негодяй, очень ловкий и хитрый, как лисица — в этом надо отдать ему справедливость; но, к счастью, мы овладели всеми его секретами.
— Важная вещь! И теперь, по всей вероятности, вы желали бы овладеть его персоной?
— Вот именно. Вы понимаете всю важность этого заключения прежде вашего вступления в Мексику.
— Еще бы! Это само собой разумеется; однако довольно трудно напасть на след подобного бездельника в прериях, где подобных людей кишмя кишит и где, кроме того, так легко спрятаться от преследования.
— О! Это не должно вас беспокоить. Я могу сообщить вам необходимые сведения о нем и о тех местах, где он скрывается.
— Вот и прекрасно! Значит, только приди да возьми?
— Именно так.
— Хорошо. За такого пленника, вероятно, будет плата?
— Очень дорогая.
— Ага! Видно, вам очень понадобилось захватить его в свои руки?
— Живого или мертвого — нам все равно; а чтобы развязать вам руки, добавлю: скорее мертвого, чем живого.
— Прекрасно! Видно, он очень вам насолил?
— Чрезвычайно.
— А какая плата за опасного пленника?
— За живого — двадцать пять тысяч франков.
— А за мертвого?
— Пятьдесят тысяч.
— Видимо, мертвого вам приятнее видеть, чем живого.
— Вот именно.
— Хорошо. Теперь остается только узнать имя этого человека и место, где можно его найти.
— Он француз.
— Как! Француз?
— Увы, француз! Он назвался именем Оливье. По наружности он лесной охотник — или как его там еще назвать? Для большей безопасности он присоединился к индейскому племени и в настоящее время часто посещает пустынные места в верховьях Миссури.
— Однако он забрался очень далеко от мексиканских границ.
— Это правда, но в интересах его безопасности это необходимо.
— Довольно; я все понял.
— Согласны ли вы?
— Клянусь честью, даже не раздумывая… но с условием.
— Какого рода условие?
— Я передам его в ваши руки только мертвого.
— Не беда, только бы он оказался в наших руках.
— Решено. Как вы говорили, четыреста тысяч франков; половина выдается вместо задатка.
— За этим дело не станет;
— Очень хорошо… Но вы не торопитесь?
— Нисколько.
— Я почти знаю, где находится этот человек. Признаюсь вам, я даже не догадывался о той гнусной роли, которую он взял на себя; я чувствую к нему какое-то отвращение. Мы с ним уже встречались случайно несколько раз.
— Неужели?
— Известное дело, в прериях все люди поневоле перезнакомятся между собой. Но я боюсь, как бы не допустить ошибки в таком важном деле, и потому желаю, чтобы вы сами присутствовали при том, когда мы захватим его в свои руки. Притом, по правилам именно так и следует поступать.
— Гм! Опять странствовать по прериям. Я и так устал, — возразил дипломат, явно смущенный.
— Об этом не беспокойтесь; оставайтесь здесь отдыхать, а я даю слово доставить его вам живым. Но вы понимаете, что я не желаю ошибиться в таком деле.
— Хорошо, я согласен. Когда же вы вручите его мне?
— Не пройдет и недели, как он будет ваш.
— Можно надеяться на ваше слово?
— Клянусь честью, что в указанное время вы будете с ним лицом к лицу.
— Решено; заранее благодарю.
— Не за что, — ответил атаман с насмешливой улыбкой, к счастью незамеченной его собеседником.
ГЛАВА XIX. Том Митчелл является в необыкновенном виде
Вечером того же дня, около половины десятого, атаман сидел напротив капитана Пьера Дюрана за столом, уставленном блюдами, тарелками и пустыми бутылками, доказывавшими аппетит собеседников и их мощное нападение на предложенные яства для утоления голода.
Оба курили отличные сигары, прихлебывая, как истые гастрономы, горячий кофе из японских чашек; перед ними было расставлено несколько бутылок с отборнейшими ликерами.
Они достигли того предела, который так высоко и справедливо ценится всеми первоклассными знатоками по желудочной части: когда дух на лету и мозг на раздолье от питательных соков и благородных возлияний витают в области чарующей мечты как ни попало, но с упоительным наслаждением.
Прошло около четверти часа, а собственники все молчали, не обмолвившись ни единым словом.
Наконец атаман первым прервал молчание:
— Итак, любезный капитан, вам уже известно, что через полчаса я вам изменю: мне придется встать из-за стола и отправиться по своим делам.
— И верить не хочу, — отвечал тот рассеянно.
— Однако это непреложная истина, к моему крайнему сожалению; но, вероятно, вы знаете лучше всякого другого, что дело превыше безделья.
— Конечно; но я не имею намерения мешать вам в деле.
— Так о чем же тогда вы говорите?
— А о том, что вы не измените мне и не расстанетесь со мной.