Миссурийские разбойники
Шрифт:
— Спасите, ради самого Бога, спасите!
— Смилуйтесь над нами!
Луи Бержэ поднял руку и сказал:
— Друзья и братья, этот человек мне родня; выдайте егомне. Клянусь, правосудие будет удовлетворено.
Люди тотчас повиновались и выпустили из рук Лагренэ, который, дрожа и задыхаясь, спрятался за стариков-канадцев.
Луи Бержэ повернулся к двум американцам, которые пришли в сильное замешательство, увидев себя в многолюдной толпе, внушавшей им нешуточные опасения.
— Господа, — сказал
— Точно так, — согласился Сэмюэль.
— Я как раз направлялся к вам.
— К нам? — с удивлением воскликнул Джонатан. — Это по какой такой причине? Мы вас не знаем, да и — насколько мне кажется — дела с вами никакого не имеем; нам и спорить не о чем.
— Вы ошибаетесь. Напротив того, у нас с вами есть важные дела, иречь идет о значительных интересах.
— Вероятно, вам угодно шутить, — сказал Джонатан.
— Тут не до шуток, как вы сами изволите видеть. Прежде всего позвольте вас спросить, по какому праву вы устроили расчистку в Оленьей долине?
— Вот странный вопрос! Клянусь честью, престранный!
— Может быть, но не угодно ли вам на него ответить?
— А если не угодно, что же из этого выйдет? — спросил переселенец с упрямым видом.
— А то, что я вынужден буду заставить вас отвечать мне, — спокойно произнес старый охотник. — Не угодно ли вам оглянуться вокруг; тогда вы поймете, что мне не трудно будет заставить вас сделать это. Поверьте мне, лучше будет, если вы добровольно дадите ответ.
— Пускай будет по-вашему; сила на вашей стороне, и глупо было бы с моей стороны сопротивляться. Обосновавшись в Оленьей долине, я поступал по праву.
— О каком праве вам угодно говорить?
— О праве первого основателя: земля принадлежит тому, кто первый займет ее.
— Послушайте, мне очень досадно за вас, но заявленное вами право не имеет никакого значения.
— Смотри пожалуйста! Это почему же, позвольте вас спросить? — проговорил Джонатан Диксон со своей обычной насмешкой.
— Во-первых, потому, что не вы первый завладели ею.
— Не я первый! Ну, уж это чересчур нелепо!
— Может быть, но это так. Во-вторых, эта земля принадлежит мне.
— Вам?
— Вот именно; она принадлежит мне уже более тридцати лет.
— Ого! Но я думаю, что вам будет очень трудно доказать свои права на эту собственность.
— Напротив, очень легко. Эта земля была передана мне на общем совете старейшин того племени, с которым я сроднился, и предоставлена мне в дар за услуги, оказанные мною этому племени. Если вы желаете видеть дарственный акт, я вам покажу его. Он составлен по установленному законом порядку.
— А что мне за дело до всей этой тарабарщины?
— Кроме того, — продолжал старый охотник все так же бесстрастно, — хотя и я удалился
— Черт возьми! — вскричал Джонатан Диксон, разъярившись. — Неужели я в целом мире не найду уголка земли, который никому бы не принадлежал?
— Это очень трудно, даже в прериях.
— Так вы требуете назад эту долину?
— Именно так, требую. Наступило короткое молчание.
Все присутствующие были до того заинтересованы этими необыкновенными переговорами, что все внимание их переключилось на споривших противников.
Заноза, улучив удобную минуту, незаметно проскользнул к выходу и вдруг бросился в дверь, опрокинув по пути двух зазевавшихся караульных; издав воинственный крик, индеец мгновенно исчез в чаще.
Поднялась страшная суматоха; каждому хотелось кинуться в погоню. Раздались беспорядочные выстрелы.
— Остановитесь и ни с места! — закричал престарелый охотник. — Пускай эта трусливая лань бежит; скоро она опять попадется к нам в руки.
Никто не стал заботиться о беглеце, который успел нырнуть в реку.
— Окончим наши переговоры, — вновь обратился канадец к Диксону.
— Довольно; теперь я начинаю все понимать.
— Вот как! И что же вы поняли?
— Дело очень просто: рассказанная мне история о кладе должна быть истинна.
— Сущая истина. Клад существует и принадлежит мне, а я подарил его капитану Тому Митчеллу.
— Атаману разбойников?
— Ему самому.
Джонатан и Сэмюэль посмотрели друг на друга с унынием.
— Довольно, — сказал Джонатан, — я вижу, что наше дело потеряно, и потому лучше сам уберусь отсюда подобру-поздорову.
При этих словах он глубоко вздохнул.
— Может быть, и так, а может быть, и нет.
— Что это значит? Уж не согласитесь ли вы продать мне эту землю?
— Это полностью зависит от вас.
— Я ничего тут не понимаю.
— Молодой человек, достоинств которого вы не хотели признавать, не зная ни его благородного сердца, ни его прямодушных намерений…
— О ком вы говорите?
— О Джордже Клинтоне.
— О Клинтоне! — повторил переселенец.
— Господа, — сказал молодой американец, подходя к ним, — благодарю за доброе намерение, но не хлопочите понапрасну, пытаясь разуверить Джонатана Диксона на мой счет — он не поверит вам.
— А вот посмотрим! — воскликнул Сэмюэль. — Клянусь честью! Вы, Джордж Клинтон, храбрый и достойный юноша, которого я очень люблю. Тем хуже, если это оскорбляет моего брата.
— И ты, Сэмюэль, против меня?