Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Шрифт:
— Возможно, нам следует уехать, — предположила Элизабет.
— Нет, вы не можете, — ответила Грейс. — Пока не можете. Вдова хочет видеть Амелию.
Амелия застонала.
— Я сожалею, — оправдывалась Грейс, и было совершенно ясно, что так оно и есть. Вдова, без сомнения, получала удовольствие, выискивая недостатки Амелии. Если речь шла не об осанке, значит, обсуждалась ее манера разговора или выражение лица, а если не то и не другое, значит поводом для осуждения становилась новая веснушка на
А если новых веснушек не было, тогда критиковались веснушки, которые непременно появятся в ближайшее время, поскольку, даже если Амелия находилась внутри помещения, полностью в тени, вдова точно знала, что ее шляпка не будет прикреплена надлежащим образом перед тем, как выйти на солнце.
Действительно, то, что знала о ней вдова, пугало.
«Вы родите следующего герцога Уиндхема!» — Не раз повторяла вдова. — «Не должно быть никаких дефектов!»
Амелия представила себе оставшуюся часть дня и вздохнула.
— Я ем последнее печенье, — объявила она, снова садясь.
Две другие леди сочувственно кивнули и также сели на свои места.
— Может заказать еще? — спросила Грейс.
Амелия подавленно кивнула.
И тут вернулся Уиндхем. Амелия издала недовольное рычание, поскольку теперь она снова вынуждена была сесть прямо, ее рот, разумеется, был полон крошек, а он, конечно, конечно же, даже не обратился к ней, так что волновалась она совершенно напрасно.
Невнимательный мужчина.
— Мы почти потеряли его на лестнице, — герцог заговорил с Грейс. — Он качнулся вправо и почти наткнулся на перила.
— О, мой… — пробормотала Грейс.
— Еще немного, и он был бы пронзен прямо в сердце, — сказал он с кривой улыбкой. — И это того бы стоило, чтобы увидеть выражение ее лица.
Грейс начала подниматься с дивана.
— Ваша бабушка встала с кровати?
— Только чтобы наблюдать за переноской, — сказал он ей. — Пока вы в безопасности.
Было видно, что Грейс почувствовала облегчение. Амелия не могла сказать, что обвиняет ее.
Уиндхем посмотрел на поднос, где недавно лежало печенье, и, увидев одни лишь крошки, вернулся к Грейс.
— Не могу поверить, что она настолько безрассудна, чтобы потребовать от вас принести его прошлой ночью. Или, — добавил он голосом, который был скорее сух, но не резок, — что вы на самом деле думали, что смогли бы это сделать.
Грейс повернулась к своим гостям и объяснила:
— Вдова просила, чтобы я принесла ей портрет вчера вечером.
— Но он же огромен! — воскликнула Элизабет.
Амелия ничего не сказала. Она была слишком занята, будучи поражена самообладанием Грейс. Все они знали, что вдова никогда ничего не просила.
— Моя бабушка всегда предпочитала своего среднего сына, — мрачно пояснил герцог. И затем, словно только что заметил
— Леди Амелия.
— Ваша милость, — ответила она почтительно.
Но тут же засомневалась, что герцог ее услышал, поскольку он уже отвернулся к Грейс:
— Вы, конечно же, поддержите меня, если я ее запру?
Глаза Амелии расширились. Она подумала, был ли это вопрос; вполне возможно, что это было утверждение. Ситуация становилась все более интересной.
— Том… — начала Грейс, затем откашлялась и исправилась: — Ваша милость. Сегодня вы должны проявить немного больше терпения. Она не в себе.
Амелия проглотила комок, подступивший к горлу. На языке остался горько–кислый привкус. Почему она не знала, что Грейс зовет Уиндхема по имени? Разумеется, у них были дружеские отношения. Они жили в одном доме, несомненно гигантском и заполненном целой флотилией слуг, но Грейс обедала с вдовствующей герцогиней, что означало, частые обеды с Уиндхемом, и за пять лет они, должно быть, беседовали бесчисленное множество раз.
Амелия все это знала. И ее это не волновало. Никогда не волновало. Ее даже не волновало то, что Грейс называла его Томасом, а она, его невеста, никогда так о нем даже не думала.
Но как могло случиться, что она этого не знала? Разве она не должна была знать?
И почему это ее так сильно беспокоило, то, что она не знала?
Она внимательно всмотрелась в его профиль. Он все еще говорил с Грейс, и выражение его лица было таким, с которым он никогда не обращался к ней и никогда не обратится. Была в его пристальном взгляде некая фамильярность, теплота совместных переживаний, и…
О, Боже. Он целовал ее? Он целовал Грейс?
Амелия сжала край стула для поддержки. Он не мог. Грейс бы этого не сделала. Она не была ее подругой, она была подругой Элизабет, но даже в этом случае она никогда не совершила бы такое предательство. Этого просто в ней не было. Даже если бы она была влюблена в него, даже если бы она подумала, что флирт может привести к браку, она не была настолько невоспитанной и вероломной, что…
— Амелия?
Амелия моргнула, уставившись на встревоженное лицо своей сестры.
— Тебе нехорошо?
— Со мной все в порядке, — резко ответила она, поскольку никак не желала, чтобы все на нее уставились, совершенно уверенная в несколько зеленоватом цвете своего лица.
И, конечно же, все так и сделали.
Элизабет была не тем человеком, который быстро оставит тебя в покое. Она потрогала лоб Амелии, пробормотав:
— Он не горячий.
— Конечно, нет, — прошептала Амелия, отстраняясь. — Я всего–то слишком долго стояла.
— Ты сидела, — заметила Элизабет.