Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Шрифт:
— Нет, — сказал Томас. Почему он должен делать это в одиночестве? — Я не хочу делать этого без тебя.
Мгновение Джек только стоял, не двигаясь, а затем, выругавшись, подошел, чтобы присоединиться к нему за письменным столом.
— Ты весьма благороден, — уколол его Джек.
— Не надолго, — пробормотал Томас. Он положил книгу на стол и открыл ее на первой странице записей. Джек стоял позади него, и вместе они просматривали каллиграфический почерк викария из Магвайерсбриджа, приблизительно 1786
Томас нервно сглотнул. Ему сдавило горло. Но он должен сделать это. Это был его долг по отношению к Уиндхему.
Не было ли это долгом его жизни? Долгом к Уиндхему?
Он чуть не рассмеялся. Если когда–нибудь кто–нибудь вменит ему в вину то, что он исполнял свой долг слишком усердно…
Так тому и быть.
Смотря вниз, он переворачивал страницы до тех пор, пока не нашел нужный год.
— Ты знаешь, в каком месяце поженились твои родители? — спросил он Джека.
— Нет.
Это не имело значения, решил Томас. Это ведь маленький приход. Здесь не совершалось много свадеб.
Патрик Колвилль и Эмили Кендрик, 20 марта, 1790 Уильям Фигли и Маргарет Плоуринг, 22 мая, 1790
Он проводил своими пальцами по странице, скользя ими вкруговую по краям. Задержав дыхание, он перевернул страницу.
И здесь были они.
Джон Августус Кэвендиш и Луиза Генриетта Гелбрейт, обвенчавшиеся 12 июня, 1790, свидетелями которых были Генри Уикхем и Филипп Гелбрейт.Томас закрыл глаза.
Это был конец. Все ушло. Все, что определяло его, все, что у него было…
Ушло. Совершенно все.
И что же осталось?
Он открыл глаза, посмотрел вниз на свои руки. Его тело. Его кожа и его кровь, его мускулы и скелет.
Было ли этого достаточно?
Даже Амелия была потеряна для него. Она выйдет замуж за Джека или кого–нибудь другого, подобного титулованного парня, и проживет свои дни в роли другой невесты.
Это жалило. Это жгло. Томас не мог поверить, как сильно это горело.
— Кто такой Филипп? — прошептал он, смотря вниз на запись. Так как Гелбрейт – это не фамилия матери Джека.
— Что?
Томас тщательно посмотрел. Джек обхватил свое лицо руками.
— Филипп Гелбрейт. Он был свидетелем.
Джек посмотрел вверх. А затем вниз. На запись.
— Брат моей матери.
— Он еще жив? — Томас не знал, почему спрашивал об этом. Подтверждение женитьбы было прямо в его руках, и он не опровергнет его.
— Я не знаю. Был, когда я последний раз слышал о нем. Это было пять лет назад.
Томас сглотнул и посмотрел вверх, вглядываясь в пространство. Его тело чувствовало себя странно, невесомо, как будто его кровь стала совсем жидкой. Кожу его покалывало и –
— Вырви ее.
Томас в шоке повернулся к Джеку. Он не расслышал правильно.
—
— Вырви ее.
— Ты с ума сошел?
Джек покачал головой.
— Ты — герцог.
Томас посмотрел вниз на запись с огромной печалью, с тем, что он действительно принял свою судьбу.
— Нет, — сказал он мягко. — Уже нет.
— Да. — Джек схватил его за плечи. Его глаза были дикими, в панике. — Ты – то, что нужно Уиндхему. Что нужно всем.
— Остановись, ты …
— Послушай меня, — умолял Джек. — Ты родился и воспитывался как герцог. А я разрушу все. Ты понимаешь? Я не могу этого сделать. Не могу.
Джек был напуган. Это был хороший знак, говорил себе Томас. Только глупый человек – или весьма поверхностный – не увидит ничего, кроме богатства и престижа. Если Джек увидел достаточно, чтобы испугаться, то он был достойным человеком, чтобы занять это место.
И поэтому он только кивнул головой, соглашаясь со взглядом Джека.
— меня воспитывали, чтобы стать им, но ты им рожден. Я не могу взять чужого.
— Мне этот титул не нужен! — воскликнул Джек.
— Это не тебе соглашаться или отрицать, — сказал Томас. — Почему ты не понимаешь? Это не имущество. Это то, кто ты есть.
— О, ради бога, — пробогохульствовал Джек. Его руки дрожали. Все его тело дрожало. — Я отдаю его тебе. На серебряном блюдечке. Ты станешь герцогом, а я оставлю тебя одного. Я даже буду твоим разведчиком на Гебридских островах. Кем–нибудь. Только вырви страницу.
— Если ты не хотел титула, почему ты вначале просто не сказал, что твои родители не поженились? — Томас отпрянул. — Я спрашивал тебя, были ли твои родители женаты. Ты мог сказать нет.
— Я не знал, что я был претендентом на то, чтобы стать наследником, когда ты спросил о моей законнорожденности.
Томас посмотрел вниз на запись. Только одна книга – нет, одна страница из книги. Это было всем, что стояло перед ним и всем, что было знакомо, всем, что он думал, было достоверным.
Это было искушение. Он мог ощутить его вкус – жажда, жадность. Даже страх. И больше всего, что он чувствовал — был страх.
Он мог вырвать страницу, и никто бы не узнал. Страницы не были пронумерованы. Если он вырвет ее достаточно осторожно, никто и не догадается, что ее не стало.
Жизнь станет нормальной. Он точно вернулся бы в Белгрейв, откуда уехал, все с теми же собственностью, ответственностью и обязательствами.
Включая Амелию.
И затем – это случилось так быстро – он толкнул Джека, но тот задел его. Поворачиваясь, Томас увидел руки Джека на записи…вырывающие ее.