Мистериозо

Даль Арне

Пуля прошла между средним и безымянным пальцем, опалив кожу. Малыш Стрёмстедт снова завопил.

— Готландцы! — проревел он.

— Продолжай, — сказал Норланд и передвинул пистолет выше, целясь в ладонь.

— Черномазые контрабандисты с Готланда! Они из той же банды! Ничего больше не знаю, клянусь! Они говорили о Готланде и о том, какие там нерасторопные парни.

Вигго Нурландер приподнял мужчину за волосы, защелкнул наручники у него за спиной, затолкал в ближайший шкаф, забаррикадировал его и ушел. Закрывая дверь, он слышал доносящиеся из шкафа проклятия.

Вроде бы финско-шведский, подумал он.

«Защелка», — думал Нурландер, давя на педаль газа и выезжая

из Фрихамнена; Хультин распорядился по мобильному телефону, чтобы он ехал прямо в аэропорт Арланда.

Защелка была слабой.

Теперь, черт возьми, он будет опасен.

Сорокавосьмилетний Вигго Нурландер был разведенным и бездетным. End of story. [36] Лысина у него на макушке уже давно приобрела окончательную форму; в отличие от его живота, который все еще продолжал расти. Он был не просто толстым, а очень толстым.

36

Конец истории ( англ.).

В его послужном списке не было никаких порочащих сведений. Как, впрочем, и никаких подвигов. Он всегда был образцовым, хотя и не всегда достаточно активным полицейским, который руководствуется двумя вещами: справочником полицейского и сводом законов. Он всегда верил в законные методы, в медленно крутящуюся мельницу правосудия, а также в то, что существующее общество следует защищать.

Его жизнь давно устоялась и приобрела, подобно лысине, законченную форму. В ее основании лежала осознанная система приоритетов. Она отражала самую суть характера Нурландера, главным для которого были законность, правильность и ясность. Он всегда верил, что люди в большинстве своем похожи на него, что они усердно работают, не берут лишних больничных, безропотно платят налоги, следуют общим правилам и имеют склонность к полноте.

Все остальные относились к нарушителям, и их следовало ловить и изолировать.

В его мире законопослушные граждане тоже интуитивно распознавали правонарушителей и, само собой разумеется, ценили усилия Нурландера, направленные на то, чтобы призвать отступников к порядку.

С чем бы он ни встречался в своей повседневной полицейской работе, ему всегда удавалось сохранять ясные, четкие ориентиры. Он всегда был доволен собой лично и полицией в целом. Все шло, несмотря на случайные взлеты и падения, в правильном направлении и правильным темпом, в общем и целом радуя его: прирост, успех, развитие. Правильная динамика стабильно развивающегося общества.

Он был спокойным человеком.

Он никогда не стал бы совать руку туда, где стена только что дала трещину и уж тем более — разошлась.

И даже под пыткой он никогда не признал бы наличие этой самой трещины, ибо ее не существовало в мире его представлений.

Однако в его нынешнем мире она появилась. Когда он ехал утром в Висбю вдоль окружающей город древней стены, его доверие к миру все еще было при нем. Он привык к этому доверию. Оно было следом прежней жизни. То, что он сделал, и то, что собирался сделать, было необходимо. Больше никаких нераскрытых убийств, подобных убийству Пальме. «Закон и безопасность, — думал он. — Доверие. Ответственность общества. Даггфельдт, Странд-Юлен, Карлбергер. Этого достаточно. Я прослежу». Он защищал самое важное. Хотя и не до конца понимал, что именно. Поблуждав по почти пустынным улицам Висбю, который был окружен какой-то средиземноморской утренней солнечной дымкой точно так же, как и старинной крепостной стеной, Нурландер прибыл

в отделение полиции. Часы показывали половину восьмого утра седьмого апреля.

Из отделения его направили в тюрьму предварительного заключения. Там его встретил охранник его возраста. Они сразу признали друг в друге настоящих полицейских. С большой и шведской буквы П.

— Нурландер, — представился Нурландер.

— Ёнсон, — ответил тот на своеобразной смеси сконского и готландского наречий. — Вильхельм Ёнсон. Мы ждали вас. Пешков будет в вашем распоряжении по первому требованию.

— Как я понимаю, вы осознаете всю важность этого расследования. Ничего более важного на данный момент нет.

— Да, я понимаю.

— Ну как он? Он говорит по-английски?

— К счастью, да. Он старый моряк, много плавал за границу. Полагаю, что переводчик был бы неуместен при таком допросе. Если я правильно вас понял.

— Мы, безусловно, понимаем друг друга. Где он?

— Согласно нашим довогоренностям, в комнате со звукоизоляцией. Пойдемте?

Нурландер кивнул и последовал за Вильхельмом Ёнсоном. Они прошли два коридора, подобрали по дороге двух постовых полицейских, и все вместе спустились в подвал. Остановились перед выкрашенной в зеленый цвет дверью с глазком посередине. Ёнсон откашлялся и произнес:

— Как вы дали нам понять, вы не нуждаетесь в услугах секретаря, а также вообще в чьих-либо услугах во время этого допроса, однако мы все же будем за дверью. Это — тревожная кнопка. Нажмите ее, и через секунду мы будем в камере.

Он протянул Нурландеру маленькую коробочку с красной кнопкой. Нурландер положил ее в карман и спокойно ответил:

— Как можно меньше подсматривайте в глазок. Чем меньше вы знаете, тем лучше. В нашем случае все возможные жалобы будут пересылаться прямо в Государственное полицейское управление. Так что вам лучше не подсматривать.

Он вошел в комнату. Стол, два стула, обитые стены. Больше ничего. Кроме маленького одетого в полосатую робу человечка на одном из стульев. Острое лицо, тонкие бицепсы. «Худой жилистый моряк», — подумал Нурландер, оценивая силу возможного сопротивления; это будет, во всяком случае, не физическое противоборство. Человечек встал и вежливо приветствовал его:

— How do you do, sir? [37]

— Very brilliant, please, [38] — ответил Нурландер, положил блокнот и ручку на стол и сел. — Sit down, thank you. [39]

37

Как поживаете, сэр? ( англ.).

38

Блестяще, пожалуйста ( англ.).

39

Садитесь, спасибо ( англ.).

Беседа продолжилась не без некоторых языковых проблем. Нурландер проговорил на английском того же уровня:

— Давайте прямо к делу, господин Пешков. Во время сурового зимнего шторма вы и ваша команда высадили на два резиновых плота сто двенадцать иранских, курдских и индийских беженцев в сотне метров от восточного побережья Готланда, а затем вернулись на рыболовецком судне в Таллинн. Шведской береговой охране удалось остановить плоты, пока они не покинули территориальные воды Швеции.