Мистический андеграунд
Шрифт:
– Ты знаешь себя только как свои физическое и астральное тела, но ты ими не являешься.
– Откуда вам известно, что я часто выхожу из тела? – спросил я в изумлении, – я ведь никогда не рассказывал вам об этом.
– Ты спишь и видишь сны о себе, – сказал Джи, медленно отпивая чай из фарфоровой чашки, – но, в сущности, ты являешься духом.
– Это звучит как некое внушение, – заметил я с подозрением.
– Ты, видимо, позабыл свои опыты сверхсознания, включая и тот, который я тебе подарил недавно.
– Это могло быть моей фантазией, –
– Очень жаль, что ты помнишь себя только в комфортных условиях, – произнес Джи, – но стоит эти условия слегка изменить, как ты теряешь контроль над собой. Тебе следует освободиться от ошибочных представлений о самом себе, – заключил он и подошел к открытому окну. На улице хлестал дождь, и мрачные свинцовые тучи затянули небо до самого горизонта.
Я был огорчен тем, что Григорий, бывший охотник за просветлением, провалился в мирское болото, сойдя с Пути, который был опасен для молодой жены. Следующим искателем просветления был художник Ион. Много лет он гонялся за собственным отражением, изучая эзотерические трактаты и выплескивая найденные в них откровения в абстрактные картины. Мы с Джи отправились к нему вечером следующего дня. Его жилище стояло на окраине города среди закоулков, где днем бродили куры и надутые индюки, а ночью раздавался лай собак. В небольшом уютном дворике темнел сруб колодца с журавлем и росло несколько лоз вьющегося черного винограда.
Мы поднялись по винтовой лестнице к его логову, и я постучал условным стуком. Послышался скрип половиц, и осторожный голос спросил: «Кто это?»
Я так же тихо ответил: «Свои», – и тогда в открывшуюся щель высунулся недоверчивый нос Иона. Убедившись, что все в порядке, он открыл дверь и исчез в глубине темного коридора. Мы шли за ним на ощупь, пока он не открыл дверь в ярко освещенную гостиную. Его усталые глаза недоверчиво вглядывались в мир, словно в непроходимую чащу леса. Белая рубашка мешковато свисала с плеч, а полотняные брюки были испачканы краской.
– Ты напоминаешь мне звездного мечтателя, посаженного в банку из-под маринованных огурцов, – усмехнулся я.
– А ты поживи с мое.
– Садитесь за стол, – захлопотала его миловидная, несмотря на полноту, жена. Она разлила из графина красное вино.
– Я пью за свободных охотников за просветлением, – произнес Джи.
– За достижение внутренней свободы, – произнес я.
– Поднимаю бокал за нашу счастливую жизнь, – пропела жена.
– Да от такой жизни можно только одуреть, – ответил Ион и медленно осушил свой бокал.
– Хватит жаловаться чужим людям, – заметила она, нервно покручивая кольцо на руке. – Если бы не дочь, давно бы ушла от тебя.
– Принеси лучше из погреба вина и закуски, – повелительно произнес Ион, – эти люди только тебе чужие, а мне – близкие.
Подождав, когда она скроется за дверью, я заметил:
– Постарел ты, брат, и книги тебе не помогают.
– Я только и мечтаю
– Так кто же тебе мешает?
– Дочь надо растить, да семью содержать.
– Твоя жизнь напоминает собачий хвост, – заметил Джи.
– Это уж точно, сколько ее не выпрямляю к небу, она опять заворачивает к земле. – Глаза Иона наполнились грустью.
– Не мог бы ты показать мне свои картины? – спросил Джи.
– Здесь нет моих работ, а вот свое жилище могу показать.
Джи осмотрел три небольшие чистые комнаты, а также чердак, напоминавший мастерскую, и произнес:
– Да, у тебя тут славно.
– Я скрываюсь здесь от жены, изучая древние книги о Духе. Если бы она не ставила палки в колеса духовной жизни, я бы давно достиг просветления.
– Дорогие гости, – раздался мелодичный голосок, – стол накрыт, садитесь, пока не остыло. Играла тихая мелодия аргентинского танго, было сытно и приятно; все это напоминало сон, от которого не хотелось просыпаться. Я понял, что Иону никогда не выбраться из семейного болота. В атмосфере его дома не осталось ничего, что бы говорило о внутреннем поиске.
На улице уже успело стемнеть, и Джи вышел на балкон отдохнуть от проблем чужого родового древа, а я увязался за ним. Над нами сверкали звезды, рассыпанные по темному бархату необъятного неба. Млечный Путь искрился яркими серебристыми туманностями. Глядя на звездное небо, Джи неожиданно произнес:
– Ты задавался когда-либо вопросом о том, кто ты?
– Да, но несмотря на все мои необычные переживания, я продолжаю ощущать себя как тело.
– Ты являешься чем-то гораздо большим, чем эта бренная плоть. Может быть, эта бесконечная россыпь звезд является твоим отражением.
– Хотел бы поверить в это, но не могу, – грустно усмехнулся я.
– Ты спишь и видишь один из своих бесконечных снов.
– Так кто же я?
– Ты вечный дух, облеченный в плоть.
– Но почему я этого не ощущаю?
– Твои чувства похожи на чувства каменной глыбы, – улыбнулся он.
Такое сравнение больно задело меня. Мы вернулись в комнату и, быстро распрощавшись с художником и его симпатичной женой, вышли на темную улочку и направились ко мне, осторожно обходя глубокие лужи.
– Других ловцов ускользающего отражения Бога среди моих друзей не осталось, – заметил я с сожалением.
– Мне жаль, что они упустили свой «золотой шанс»: их воля к свободе угасла в перипетиях жизни, не дотянув до решающего момента. На пути к Неизвестному остаются только самые отчаянные, – произнес назидательно Джи.
– Среди моих знакомых остались лишь странноватые любители эзотеризма. Может быть, они тоже могут быть вам интересны? – предложил я неуверенно.
– Мне совершенно неважно, кто они; любопытно повидаться со всеми. Может, и среди них попадется интересный персонаж для нашего посвятительного представления.