Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России
Шрифт:
древности до наших дней, поскольку, как теперь выясняется, менялось не их сущностное
содержание, а всего только их осмысливание и образное воплощение - все то, что на
протяжении веков питало музыкальное, изобразительное и литературное творчество
человечества, выраженное на языке символов той или иной культуры. В этом плане всякое
творчество, даже научное, - всегда мистично, потому что за комбинациями традиционных
символов у каждого подлинного, т.е. глубоко переживающего
личный мистический опыт - та “гармония сфер”, то “проникновение в зазеркалье”, тот
“прорыв в параллельные миры”, который обогащает наши представления о явлениях и
силах, лежащих за пределами возможностей позитивной науки.
На такой базе и возникает религия, как предчувствие и предощущение
пробуждающейся в физическом теле духовной сущности, интересы и устремления
которой часто оказываются в разительном противоречии со “здравым смыслом” и
благосостоянием физического тела человека. Разлад между “физиологическими”
желаниями, к которым можно причислить также желания эгоистического и бытового
порядка, и духовными (душевными) устремлениями, замеченный человеком очень рано,
послужил, по-видимому, толчком к формированию и упорядочению как религиозных
воззрений, так и собственно церковных институтов, в центре внимания которых всегда
находилось не исследование мира и человека, не обращение мыслей последнего “к
звездам”, а всего только организация человеческого социума на определенной территории
и в столь же определенной культурной традиции, если понимать в данном случае под
“культурой” не духовную, а повседневную общественную деятельность людей на уровне
быта.
Задача управления человеческим обществом накладывала на религиозные институты
(церковь) такие же ограничения, как исследование материального (четырехмерного) мира
– на позитивную науку. Питаясь мистицизмом отдельных, канонизированных личностей,
допуская его в ограниченных дозах для массового потребления, ни одна из мировых
конфессий именно в силу своего положения и своих задач не поощряла (а то и прямо
запрещала) мистицизм, как путь получения ответов на “проклятые вопросы”, встающие
перед человеком.
В свою очередь, религиозные институты пользовались авторитетом и доверием
общества до тех пор, пока утверждаемые ими картины мира не вставали в вопиющее
противоречие с данными позитивной науки, от достижений и выводов которой с течением
времени все полнее и больше зависели благосостояние и жизнеспособность данного
социума. В результате очередного революционного переворота, чаемого всеми без
исключения слоями общества, оказывалось, что само общество
плоды поистине пирровой победы. Наука, будучи изначально направлена на изучение
материального мира, опровергая теоретическое основание той или иной религиозной
системы, по существу, вместе с религией уничтожала и построенную на ее постулатах
мораль, не предлагая ничего взамен.
Кризис веры в европейском мире, начавшийся с восторга материалистов XVIII века по
поводу “освобождения человека от Бога”, очень скоро привел “свободное человечество”
не к действительному атеизму, предполагающему очень высокий уровень развития
личности, не к агностицизму, предполагающему столь же высокий интеллектуальный
уровень этой же личности, а всего только к примитивному нигилизму, повергнувшему в
отчаяние и ожесточение людей слабых и скудоумных. Следует, впрочем, отметить, что
этот же нигилизм заставил людей разумных обратиться к поискам ответов на вопросы, с
особой четкостью поставленные в русской литературе второй половины прошлого века:
что я есмь? зачем живу? для чего появился на свет? почему должен страдать? зачем
следует соблюдать заповеди, если жизнь дается один только раз, а потом - “лопух
вырастет”?
Эти и подобные вопросы накапливались в человечестве с незапамятных времен. Их
задавали поэты Шумера и Аккада, Индии и древнего Египта, мудрецы Китая и Эллады.
Но только теперь с развитием науки и падением престижа религии, с разрушением
незыблемого (но никогда не выполнявшегося!) кодекса морали, в общих чертах сходного
для всех религий и всех культур, эти вопросы поставили под сомнение многое из того, на
чем строилась духовная культура предшествующих тысячелетий.
Почему пошатнулись религиозные институты и, в первую очередь, институты
христианских конфессий? Почему они теперь вынуждены или уступать свое место
возникающим новым сектам, объединениям, общинам, или же модернизироваться,
поспевая за модой и требованиями общества? Причин может быть названо много, но
истинная причина заключена, как мне представляется, в том, что ни одна из великих
мировых религий не смогла объективно ответить на эти вопросы, без разрешения которых
в соответствии с данными современной науки человек конца XX столетия отказывается
если не жить, то повиноваться.
В самом деле, намного ли отличается в этом плане догматическое христианство от
науки, уверяющей, что никакой “души” человек не имеет, а является “всего только”
продуктом случайных генетических мутаций, существующим от момента зачатия до