Митральезы Белого генерала. Часть вторая
Шрифт:
В ответ на это плохо говоривший по-русски фон Левенштерн поклонился, а его товарищ, скромно заметил:
— Да так, постреляли немножко.
— Но об этом позже, — продолжал подполковник. — А теперь, господа, самое время подкрепиться. Столов тут нет, так что прошу к нашему достархану.
— Зер гут, — обрадованно буркнул барон.
Будищев видимо тоже охотно воспользовался приглашением, но тут возникла небольшая заминка. Взглянув на поднос с шашлыком, Мамацев немного удивился. Мяса, впрочем, хватило на всех. К тому же у подполковника, как у истинного сына гор, нашлась при себе бутылочка
Потом караван быстро собрался и тронулся в путь, благо Бами и впрямь был уже не так далеко. К вечеру они достигли цели своего путешествия, и барышни впервые за много дней смогли помыться и переночевать не под открытым небом, а в отведенной для них кибитке.
— Странное название, кибитка, — задумчиво заметила Люсия, расчесывая перед сном волосы. — Я когда впервые услышала его, вообразила, что речь идет о какой-то повозке вроде дормеза, только без колес.
— Я тоже, — легко согласилась Катя, — но если ты хочешь знать, кого я полагаю странным, так это давешнего нашего попутчика.
— Будищева? — удивилась баронесса. — Но отчего ты так решила?
— Ну как тебе сказать. Я слышала об этом деле у Бендессен, он ведь и впрямь — герой, в отличие, к слову сказать, от барона. И любой офицер на его месте распушил бы хвост и принялся вещать о своих подвигах, безбожно привирая при этом. А этот, — «немножко постреляли», — неожиданно зло передразнила она. — Мужлан!
— Видишь ли, Катя, господину Будищеву нет никакой надобности, кого-либо разыгрывать передо мной. Даже если он в одиночку захватит Денгиль-тепе, Дмитрий Николаевич не станет в моих глазах более храбрым и благородным человеком, чем сейчас. Ведь он спас Людвига.
— Твоего брата? — изумилась Сутолмина видевшая у Люсии фотографическую карточку с изображением брата и сестры, и находившая молодого человека весьма привлекательным.
— Да.
— Но как это случилось?
— Он накрыл его своим телом при взрыве и был ранен.
— Невероятно!
Несмотря на свой авантюрный характер, не раз уже толкавший хозяина на поиски приключений, доктор Студитский оказался неплохим организатором. В приспособленных под палаты кибитках было чисто, имелись вполне сносные кровати и даже невероятная роскошь — свежее белье. Больные и раненые вполне обеспечены как лечением, так и полноценным питанием, отчего быстро из состояния лежачих переходили в разряд выздоравливающих, а затем и вовсе возвращались в части отдохнувшие и полные сил. Все это не осталось незамеченным как начальством, так и нижними чинами, отчего о Владимире Андреевиче вскоре стали слагать легенды.
С появлением же сестер милосердия в этом «оазисе благочиния и порядка» стало просто волшебно. По крайней мере, именно так думали многие молодые офицеры, изнывающие в походе от отсутствия дамского общества. Первым это заметил сам Студитский, у которого резко прибавилось работы. Даже совсем еще юные прапорщики и подпоручики внезапно вспомнили о многочисленных болячках, мучавших их с детства и особенно обострившихся в песках Закаспийского края. Беда была лишь в том, что при виде барышень, страждущие нередко начисто забывали о симптомах своих хронических заболеваний
Впрочем, выход нашелся быстро. В одно прекрасное утро, когда доктору ассистировала не мадемуазель Сутолмина, имевшая обыкновение глупо хихикать и строить глазки господам офицерам, а куда более строгая в общении баронесса Штиглиц. Выслушав печальный рассказ «смертельно больного» прапорщика Панпушко о непонятном дрожании в левой пятке, она мило улыбнулась, и ангельским голосом заявила, что при подобных признаках весьма полезны клизмы.
— Что, простите? — не понял поначалу врач.
— Клизмы, Владимир Андреевич, — хладнокровно повторила выпускница Смольного института.
— И в самом деле, — воодушевился доктор. — Это средство вполне может спасти эту молодую жизнь!
— Э… вы знаете, господин Студитский, — смутился пациент, — мне кажется, что я чувствую себя гораздо лучше…
— Внезапное облегчение — явный признак грядущего кризиса! — наставительно заметил начальник госпиталя. — Но не беспокойтесь, Николай Васильевич, наш фельдшер Марк прекрасно делает эту процедуру. Даже если необходим объем в полведра, он справляется просто мастерски.
— Нет-нет, — решительно отказался прапорщик. — Я тут вспомнил, что мне пора… заступать в караул… а то текинцы кругом так и рыщут… а пушки не готовы.
— Вот как? Весьма досадно. Впрочем, если передумаете, то Марк всегда к вашим услугам.
— Честь имею! — щелкнул каблуками прапорщик и поспешно ретировался.
Доктор проводил неудачливого донжуана смеющимся взглядом, после чего обернулся к сестре милосердия и не без восхищения в голосе заявил:
— У вас, сударыня, несомненный талант к медицине!
— Благодарю, — скромно улыбнулась барышня.
— Пожалуй, таким образом, мы скоро излечим всех наших «мнимых больных», впрочем, мне кажется нужна еще одна деталь.
— Какая?
— Люсия Александровна, будьте так любезны, позовите ко мне фельдшера Барнес.
— Это тот самый Марк?
— Точно так-с.
— И ему, вероятно, надобно прихватить с собой необходимые принадлежности?
— Всенепременно!
В самом скором времени весть об изуверских методах лечения практикуемых доктором Студитским разнеслась по гарнизону, вызвав легкую панику среди заинтересованных лиц. Впрочем, процедура оказалась сколь радикальной, столь и действенной, потому что количество больных быстро сократилось, не иначе как по милости высших сил, не оставляющих своим заступничеством русское воинство.
Из частых гостей госпиталя остался лишь прибывший вместе с сестрами милосердия подполковник Мамацев, оказывавший недвусмысленные знаки внимания мадемуазель Сутолминой. Надо сказать, что Екатерина Михайловна весьма благосклонно принимала его несколько неуклюжие ухаживания. Однако видеться слишком часто они не могли, по причине занятости. Дело в том, что у сестер милосердия всегда есть работа, а бравый подполковник был назначен командиром четвертой батареи, сменив на этом посту исправляющего обязанности капитана Полковникова, в свою очередь, вернувшегося к себе в полубатарею. Так что у Дмитрия Осиповича теперь тоже хватало различных дел и забот.