Митральезы Белого генерала
Шрифт:
— Более чем. А почему вы спрашиваете?
— Видите ли, — подвигала губами вдова, будто что-то распробовав, — я понимаю, что в нынешнее время нравы стали более свободными и не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь. Но уверены ли вы, что вашу невесту, буде она станет женой, примет кают-компания вашего корабля?
— Извините, а какое дело этой самой кают-компании до моего семейного положения?
— О, Дмитрий Николаевич. Весьма большое, ведь вы собираетесь стать офицером флота!
— Господь с вами, мадам Барская! Куда мне со свиным рылом
— Как знать, как знать. Вы же поступили на службу, чтобы вернуть себе положение, на которое имеете полное право, не так ли? Вы молоды, хороши собой, успели себя проявить, и если вас признает ваш родитель, к чему есть все предпосылки, то можете сделать самую блестящую карьеру. И тут ваша Гедвига… право же, она премилая барышня, но пара ли она вам? Подумайте об этом!
— Спасибо за беспокойство, Елизавета Петровна, но я как-нибудь сам разберусь с этим!
— Ну вот, обиделись на старуху! А я ведь вам только добра желаю… погодите-погодите, это ещё не всё.
— Слушаю вас, — вздохнул Будищев с видом христианского мученика перед львами.
— К мадемуазель Берг в ваше отсутствие приходил друг Павла. Вы, должны помнить его, он частенько его навещает.
— Мичман Дружинин?
— Да. Я, разумеется, старалась держаться рядом при их встрече и сделала все, чтобы соблюдались приличия, но они говорили, и ваша невеста определенно смущалась. Это не моё дело, но между ними явно есть какая-то тайна. Может быть даже романтическая.
— Спасибо, буду знать.
— Не сердитесь на меня, Дмитрий Николаевич. Я не могла не предупредить вас.
— Всё нормально.
— Хотите кофе?
— Нет.
— Ну как знаете, — поджала губы вдова.
Поднимаясь по лестнице к своей комнате, Будищев напряженно размышлял. Когда квартирная хозяйка рассказывала ему о Гесе, вид у неё был такой, будто она как минимум застукала свою невольную постоялицу в постели с парочкой негров. В другое время его бы это развеселило, но не теперь. После взрыва в Зимнем дворце жандармы будут рыть носом землю в поисках злоумышленников и могут выйти на Дружинина, а заодно и на весь круг его общения. В том числе и на него. И нафига это надо?
Незамеченным проскользнуть не удалось. Стоило двери легонько скрипнуть, как девушка проснулась и со страхом уставилась на входящего. Но едва она узнала его, на её лице появилась счастливая улыбка.
— Господи, наконец-то, — всхлипнула Геся, бросаясь к нему в объятия. — Ты не представляешь, как мне было жутко одиноко без тебя.
— Я тоже скучал, — шепнул он, отвечая на поцелуй.
— Почему так долго?
— Блин, наше начальство само не знает, чего хочет. То отпустили, то снова нашли чем нагрузить… козлы педальные…
— Что ты делаешь?
— То, что должен был сделать ещё при первой встрече…
— Будищев, ты — нахал!
— Да я такой…
Немного отдышавшись, он ласково провел рукой по щеке девушки. Та, отвечая на ласку, легонько прикоснулась к ней
— Что ты со мной делаешь?
— Люблю.
— Мы наверняка разбудили половину дома.
— Нефиг спать, мы же не спим!
— Посмотри, что ты сделал с моей рубашкой?
— Хочешь, я подарю тебе шарфик?
Услышав его, Геся глупо хихикнула и спрятала от смущения лицо. Затем, видимо решив, что хорошего понемножку, поправила свою сорочку и потребовала от жениха:
— Отвернись, мне надо одеться!
— Чего я там не видел? — возразил Дмитрий и попытался обнять её, но девушка на сей раз оказалась непреклонна.
— Всё! Нам нужно серьезно поговорить.
— О Дружинине?
— Хозяйка проболталась? Впрочем, оно и к лучшему. Да, он приходил ко мне.
— Что хотел?
— Хотел, чтобы я вернулась к революционной работе. Говорил, что сейчас не время бросать борьбу, что это будет предательством по отношению к павшим товарищам. Что они вот-вот добьются успеха и казнят царя…
— Идиоты, блин, — выругался Будищев, застегивая штаны.
— Кстати, что там случилось в Зимнем? Слухи ходят самые невероятные, но никто ничего толком не знает.
— А Дружинин тебе ничего не рассказал?
— Нет. Сказал только, что Александр спасся чудом, но рано или поздно суровая кара его не минует…
— А пока, — перебил её Дмитрий, — суровая кара настигла дюжину солдат, погибших при взрыве, это не считая полсотни покалеченных!
— Господи, какой ужас! — вздрогнула девушка. — Их-то за что?
— За народное счастье, — буркнул он в ответ.
— И что теперь будет?
— Ничего. Сейчас мы позавтракаем, потом немного прогуляемся, а затем я отправлю тебя в Питер.
— Тебе не надо на службу?
— Нет. Нилов дал мне увольнительную на сегодня.
— Я немного боюсь.
— Кого больше, жандармов или «борцов за свободу»?
— И тех и других. Помнишь, ты говорил мне странную поговорку? Я тогда ещё не поняла её смысла, а вот теперь, кажется, начинаю осознавать… вход — рубль, выход — два.
— Не бойся. У властей на тебя ничего нет. Максимум что они могут, это выслать тебя как неблагонадежную. И то вряд ли. А с твоими бывшими друзьями я сам всё порешаю.
— Может не стоит?
— Тебе не нужно об этом думать.
Сутолмин с Дружининым обедали [57] в тот день в небольшом ресторане в Гостином дворе. Обычно инженер-механик не мог позволить себе подобного мотовства, но сегодня им нужно было многое обсудить, а мозолить глаза госпоже Барской было неудобно. Старушка и без того косо смотрела на постояльца после того, как тот устроил встречу своему товарищу с мадемуазель Берг.
57
В ХIX веке официальный обед по времени соответствовал современному ужину.