Митридат
Шрифт:
Тигран действительно изгнал из Мазаки Ариобарзана, водворив туда брата своей жены. Он даже оберегал его царствование, дав Митридату Младшему войско из армян. И вот это войско разбито Суллой, а ненавистный Ариобарзан опять царствует в Каппадокии.
После пира Митридат собрал своих приближенных на совет. Присутствовал на нем и египтянин Метрофан.
Митридат коротко обрисовал случившееся в Каппадокии и обратился к своим советникам с вопросом:
– В силах ли мы противостоять римлянам уже в этом году или нам следует и дальше ждать более благоприятных для войны условий?
Друзья царя, сидевшие вокруг с раскрасневшимися
Наконец со своего места поднялся Архелай и заговорил с той развязностью, какая была присуща ему во хмелю:
– Царь, извини меня за прямоту, но я боюсь, что в ожидании каких-то ведомых одному Тирибазу благоприятных условий для начала войны с Римом может пройти все твое царствование. В нашем войске больше ста тысяч воинов. У нас построено двести боевых кораблей и множество осадных машин. В нашей казне полно золота, а хлеба мы запасли на десять лет вперед. В союзе с нами царь Великой Армении и царь Пафлагонии, поскольку оба являются твоими зятьями, Митридат. На мой взгляд, к войне мы готовы как никогда!
– Вот именно, что на твой взгляд,- проворчал Тирибаз, который был трезвее всех.- Мы готовы к войне с кем угодно, только не с Римом.
– Что я говорил!- с усмешкой промолвил Архелай, делая широкий жест в сторону Тирибаза.- Порой мне кажется, что Тирибаз попросту подкуплен римским сенатом.
– А может, Тирибаз надумал принять римское гражданство?- язвительно вставил брат Архелая Неоптолем.- Тогда ему нужно учить латынь и сбрить бороду, ведь римляне бород не носят.
Слова Неоптолема вызвали смех у многих присутствующих, в том числе у Митридата, который представил на миг Тирибаза без усов и бороды. Да скорее небо упадет на землю, чем случится такое!
Совет превратился в споры и перепалки. Кто-то соглашался с Тирибазом, который редко ошибался- такой уж он был человек. Но были и такие, которые выражали точку зрения пылкого Архелая: «Нечего ждать каких-то там благоприятных условий! Надо проучить римлян и вышвырнуть их не только из Каппадокии, но и из Азии!»
– Чего мы ждем, царь?- молвил Архелай, ободренный поддержкой.- Того ли, что горы в Каппадокии превратятся в равнины для удобства нашей конницы и колесниц или высохнут моря и наше войско посуху дойдет до Италии? Победы одерживаются не благоприятными причинами, но обученным войском и храбростью!
В душе Митридат был согласен с Архелаем, но он видел, как хмурит густые брови Тирибаз, не выносивший ничего показного и чрезмерного. Тирибаз как никто знал цену людям и поступкам, он мог увидеть сокровенное и всегда чувствовал малейшую опасность. Поэтому Митридат распустил совет, дабы поговорить с Тирибазом с глазу на глаз.
Митридат заговорил первым, едва они уселись напротив друг друга одни в просторной комнате с драпировкой по стенам.
– Я не хочу в чем-то тебя упрекать, Тирибаз, и тем более обвинять в малодушии. Ты знаешь, что я всегда ценил тебя и прислушивался к твоим советам. Я и теперь хочу знать твое мнение. Как мне поступить: объявить войну Риму или закрыть глаза на воцарение в Каппадокии Ариобарзана?
Митридат взглянул на Тирибаза, ожидая ответа. Ответ Тирибаза был кратким:
– Пока еще
прозвучало в его голосе:
– По-твоему, у меня недостаточно войска, мало кораблей… Почему?
– И по этой причине тоже,- невозмутимо сказал Тирибаз.
– А что, есть еще другая причина?- удивился Митридат.
– Есть, царь. И не одна.
– Открой же их мне, Тирибаз, чтобы я мог прямо смотреть в глаза своим полководцам, уставшим от ожидания войны.
– Ты знаешь сам, Митридат, как легко пустить стрелу в небо,- произнес Тирибаз со вздохом,- и как трудно попасть стрелой в цель, тем более далекую. Проще простого объявить войну, но гораздо сложнее победно завершить ее. Ведь речь идет не о том, чтобы наказать какое-то разбойное племя в горах. Мы хотим бросить вызов сильнейшей державе мира! Сокрушить Рим в одной решительной схватке на суше и на море вряд ли удастся, скорее всего это будет череда войн, долгих и жестоких. А горячие головы вроде Архелая рассчитывают победить быстро. Я уже говорил и повторяю- с римлянами нужно воевать их же оружием…
– Это я уже слышал, Тирибаз,- недовольно промолвил Митридат.- Более того, следуя твоим советам, я сделал своим зятем Тиграна с единственной целью, чтобы он вернул в Каппадокию моего сына. И свою дочь Орсабарис я выдал замуж за пафлагонского царя Александра, дабы сделать его своим союзником против Никомеда. И тоже по твоему совету. А ведь ранее я воевал с Александром и даже убил двух его братьев. Мне стоило немалого труда примириться с ним, свидетели боги.
– Я считаю это твоей крупной победой, царь,- сказал Тирибаз.
– Только проку от этих брачных союзов, как и от твоего замысла воевать с соседями чужими мечами, оказалось никакого, Тирибаз,-
продолжил Митридат.- Как тебе известно, Александр несколько раз нападал на Вифинию, но победить Никомеда он не смог. И наш замысел посадить царем в Вифинии Сократа провалился именно поэтому. Не удалась и попытка действовать в Каппадокии армянскими мечами: римляне снова вернули трон Ариобарзану.
Казалось бы, теперь, когда понтийское войско стало гораздо многочисленнее, появилась возможность разговаривать с Римом на равных. Однако из твоих уст, Тирибаз, звучит одно и то же: «Еще не время!» Когда же придет это время, ответь мне. Я не хочу, чтобы мое царствование превратилось в сплошное ожидание каких-то благих предзнаменований.
– Когда у нас появятся союзники не только в Азии, но и в Европе, когда наше войско и флот увеличатся вдвое против прежнего, когда римляне увязнут в собственных распрях либо их постигнет стихийное бедствие или мор,- твердым непреклонным голосом перечислил Тирибаз.- Вот тогда можно смело объявлять войну Риму.
Оставшись один, Митридат снова и снова обдумывал сказанное Тирибазом, словно просеивая через сито его доводы и свои возражения. Он жаждал отомстить римлянам за унижения своего отца и свои унижения, у него появился прекрасный повод, а его военачальники рвутся в битву. Достаточно одного его слова, и грозно двинутся фаланги, поскачет конница, помчатся колесницы, выйдут в море тяжелые многовесельные корабли… Бог войны расправит крылья над понтийскими знаменами! Однако какое-то сомнение, вызванное словами Тирибаза, гасило воинственный пыл Митридата, вызывая в нем злость против самого себя.