Мийол-алхимик
Шрифт:
— Здесь и сейчас? Конечно, не сделаю. Я пришёл поговорить, а не убивать.
— Ты психопат? Какое убийство, ты вообще о чём?
— Нибама, коллега. Нибама.
— И что? Из-за вонючего младшего зверодемона угрожать человеку?
Мийол резко наклонил голову набок. В его движении в этот момент почудилось нечто птичье. Да, именно так — причём речь о птице явно крупной и хищной.
— Сука была не просто младшим зверодемоном, — сообщил он. — Она была частью наследия моего второго учителя, да упокоится он в мире. На обряде прощания с духом она присутствовала, почти как член семьи…
— Ты точно психопат. Ксенофил траванутый! Какой член семьи? Ты сам-то
Совершенно очевидно, что Каллас недоумевал и насмехался. Больше, конечно, недоумевал, причём до отвращения искренне, но и без насмешки не обошлось.
— Тему моего духовного здравия оставим в стороне. Мне нужен ответ на первый заданный вопрос: кто тебя надоумил заразить Суку? Это были твои дружки по клубу гуманистов, которым надоело проигрывать дуэли, но решившие, что сделать гадость исподтишка — хороший способ поквитаться за обиды?
— Ничего я тебе не скажу.
— А говорить и не надо. Я уже всё понял.
Мийол развернулся и шагнул прочь.
— Всё? — фыркнул Бегун. — Поугрожал, попыхтел — и обратно в кусты? Кстати, это правда, что мохнатые девки на палети особенно горячи, настолько, что даже в Дом Удовольствий можно не заглядывать?
Призыватель развернулся обратно. Пошёл к Калласу. Молча. По-прежнему со спокойным и даже как будто доброжелательным лицом.
«Красиво идёт, — машинально отметила Зиалати. — Словно… танцует?»
Когда между подмастерьями осталось ровно шесть шагов, Бегун уже не просто напрягся, а попятился, хватаясь за один из своих носимых артефактов. Но Мийол, словно только того и ждавший, просто остановился. Снова резко наклонил голову.
Словно примеривался, как бы ему половчее человеку напротив глаза выклевать.
Когда он заговорил, никто не посмел перебивать.
— Нельзя жить на Планетерре и не слышать о четырёх великих идеологических доктринах. А услышав — нельзя не выбрать, какая из них тебе ближе. Рационалисты. Теургисты. Гуманисты. Императисты. Четыре взгляда на себя и мир, четыре идеала…
Короткая пауза.
— Начну с конца. Императизм. Сила ради силы. Почему? Потому что сила! Могущество как идеал и самоцель, могущество для могущества. Доктрину проповедуют вроде люди, но гораздо, гораздо лучше, чем мы, соответствуют ей зверодемоны. Могущественные одиночки, которым не нужен никто, кроме Природной Силы и пищи. Забавно, что этому ущербному набору ценностей я неплохо соответствую: будучи бесклановым, заполучил сигил четвёртого уровня, поднялся в силе до подмастерья в шестнадцать лет… но всё же нет, императистом мне не бывать.
Пауза.
— Теургисты выглядят посимпатичнее. По крайней мере, они не настолько эгоцентричны. И у каждого из них есть богатый выбор внутри доктрины. Можно брать за идеал и образец четвёрку Хозяев Стихий — Мелиаль, Садгина, Шаффсоха и Таллиру. Особенно последнюю: оргиастические культы, говорят, штука весёлая. Не нравится четвёрка Старших? Для особых ценителей есть пара Додревних: Аунхас Держатель Плетения и Олмар Неименуемый, она же Милосердная. Пара из бесполого и двуликого. А ещё можно избрать покровителем Фиа Ветреницу… забывая, что богам нет дела до людей. Кроме того, бывал я в Валисагго и слышал там забавную местную легенду; до ядерной лихорадки, увенчавшейся появлением Кракендаза, поклонники местночтимого бога моря, феттельнского Нептьюнеса, считали хорошим и угодным ему окончанием жизни паломничество к месту обитания Кракена — в один конец. И о теургистах сказать мне больше нечего.
Ещё пауза.
— Во времена Империи рационализм был популярнее, чем сейчас. Рационалистами по духу своему были ларенцы и особенно оссименцы, рационализм считается вполне пристойной, годной доктриной для любого мага, рождён он от кланнера или простеца. Да и для немагов доктрине есть что предложить. Торговцы-рационалисты получают свою прибыль от связей с гномами, строят долговременные, обоюдовыгодные каналы поставок. Все сторонники доктрины верят, что диалог возможен с любым разумным — будь он высок или низок, умён или глуп. А где есть место диалогу, там есть место и пониманию.
Отбросив печаль, словно маску, Мийол не улыбнулся — оскалился.
— И вот мы дошли до гуманистов. О, конечно, я читал об этой доктрине тоже. Позиция, ими проповедуемая, выглядит просто и привлекательно…
«Для интеллектуального большинства», — повисло в воздухе подразумеваемое.
— Либеральные зелёные гуманисты, — продолжил призыватель уверенно, словно зачитывая текст с листа, — просто и скромно полагают человечество лучшим, что когда-либо порождал этот мир. И пропагандируют подчинение людям всех прочих разумных… с умеренной эксплуатацией последних. Центристы-жёлтые считают, что одной лишь пропаганды в продвижении доктрины превосходства недостаточно: надо установить над нелюдью контроль с помощью силы. Красные радикалы заходят ещё дальше. Одного только контроля недостаточно! Людям надо полностью ассимилировать нелюдей. При этом ни в коем случае не позволяя им владеть оружием, магией, образовывать какие-либо общества, а тем более государства. И право собственности для нелюди совершенно излишне, потому как место её — это место рабов у ног людей. Что касается багровых гуманистов, то они попросту не признают за нелюдью даже права на существование и полагают, что убийство любой нелюди — включая гномов! — однозначно благое дело. А ещё практически все гуманисты ратуют за восстановление Империи. И считают, что главная помеха в этом деле… ну, понятно, кто. Вот, вкратце, примерно таков весь спектр планетерранского гуманизма. Скажи, как активный член клуба «Человеческое, истинно человеческое»: я ничего не перепутал? Не исказил?
— Нет, — признал Каллас. — Только выкинул всю аргументацию.
— Разумеется, выкинул! Отец мой учил: одно дело перевешивает десяток речей; судить надо не по тому, что декларируют, а по тому, как поступают. Гуманисты вроде как преследуют благую цель: желают величия роду человеческому. Хорошая цель, спорить не стану. Только вот почему-то выходит так, что вместо долгой и трудной работы по улучшению себя гуманисты сосредоточены на унижении других. На ухудшении положения всех, кто не человек. На практике вы подменяете понятия: говорите о величии людей, а действуете почему-то ради умаления непохожих. Видимо, ощущая себя неуютно крошечными, вы пытаетесь сравнивать себя с совсем уж ничтожными, ибо лишь тогда сравнение выходит в вашу пользу.
— Клевета!
Мийол приподнял левую бровь. Любой, способный хотя бы поверхностно читать по ауре — то есть и Бегун с ассистенткой, и, конечно же, Черпак — прекрасно сознавали: призыватель, самое малое, полностью верит своим словам.
Впрочем, на одно аурное чутьё он не положился и добавил вслух:
— Неужели? Именно ваш клуб развязал конфликт со мной. И формы этого конфликта не о мнимом величии кричат, они выдают злобную мелочность гуманистов. Или это не вы, с треском продув первые две дуэли и не добившись своего, писали однообразные оскорбления, швырялись мусором и гнильём на площадку для медитаций моего мезонета, пытаясь вынудить уже меня бросить вызов? Ну, я бросил. Ваш первый секретарь был вынужден отвечать «за слова и действия ваших подчинённых, позорящих звание разумных людей, зато вполне достойных звания гадящих свиней». И в третий раз продул бой, даром что условия выбирал сам. Я надеялся, что урок усвоен, что гуманисты Сарекси оставили меня в покое… но куда там! Вы — ты — нагадил исподтишка. Подсадил бессловесному зверю, не способному пожаловаться на скотское обращение, нибаму. Фактически медленно и мучительно убил. Так? Так.