Мийол-ученик
Шрифт:
И вымирали.
Не мгновенно, но по меркам биологической эволюции — быстро.
Строгость селекционной евгеники кланов — не прихоть, а жестокая необходимость. За своё могущество наследственные маги и Воины платят, помимо прочего, сложностями с размножением и продолжением рода. Не защищённые от влияния незримых потоков энергии, обычные люди в Лагоре получали бы такие же трансформы плоти, духа и ума, как клановцы. Но спонтанные, не контролируемые и нестабильные. Полный набор тех же преимуществ с гипертрофированными минусами, приводящими
Вот если рождённый простецами докажет, что в нём достаточно велико стремление к силе, что ему хватает таланта, упорства и ума, чтобы подниматься по одному из Путей — тогда да. Тогда шаг за шагом, уровень за уровнем и ранг за рангом обычный человек может перековать себя.
Сам. Своим выбором, упорством, трудом.
И двери таких мест, как массив Ла на скрещении эль-12 и ка-84, откроются перед ним или нею. Вот как открылись они перед Мийолом.
Новичок 10: экзаменация 2
— Мэтр Кемват? Рад знакомству, — поклон уважения.
— Хм.
Глянув на Мийола, невысокий и жилистый мужчина повёл себя странновато: прижмурил и без того полузакрытые глаза. Но призыватель не обманулся: некоторое характерное шевеление ауры мэтра свидетельствовало, что тот изучает его за счёт какого-то приёма управления праной. Не Чуткость краткая — нечто более специфичное, продолжительное, но при этом и более глубокое.
От Воина в ранге Мастера Основ можно ожидать даже чего-то сугубо личного. Каких-то сенсорных навыков, завязанных именно на персональные особенности Ядра Сути.
«Адски неожиданно. Человек, достигший второго из мастерских рангов как боец — и при этом преподаёт танцы? Что-то тут не так…
Ну, или я плохо понимаю устройство Рубежных Городов. Или чего-то не знаю о танцах.
…и крепко недооцениваю связи моего всесторонне прекрасного куратора».
— Меня направила к вам глубокоуважаемая Никасси из гильдии Сарекси. Вот её записка.
— Ясно. Пройдёмте.
Двинувшись следом за мэтром Кемватом, Мийол смотрел — и искренне поражался.
Ранее он отмечал, что его куратор двигается очень плавно, хотя и быстро, с выверенной, въевшейся в каждую жилу и каждый нерв грацией. Видывал он и других обладателей хорошей пластики — в первую очередь, конечно, Воинов разных рангов. Одна Урма с её, мнэ… задорными округлостями чего стоит!
Так вот: все они оптом и в розницу, от Воинов и до Никасси включительно, казались лишь бледными тенями мэтра Кемвата. Притом, что тот просто шёл, указывая путь, но…
«Просто шёл»? Ха!
Раньше Мийол полагал: кочующее по старинным фолиантам, ставшее пошлым штампом сравнение походки с течением воды и дуновением ветра — чистая поэзия, преувеличение. Однако недолгое наблюдение за Мастером Основ, идущим именно так — как бы абсолютно естественно, но притом, ясное дело, тщательно контролируя каждый мускул — показало:
Оказывается, бывают живые люди, каждое движение которых — поэма импровизаций.
Приблизиться к совершенству тебе уже не удастся. Что ж, если за образец совершенства или чего-то близкого Никасси держала мэтра Кемвата, то… придётся смирить амбиции.
Не удастся.
Десятилетия планомерной работы над собой, вероятно, с самого малого возраста, лет с трёх или ещё меньше, под внимательным надзором опытных наставников, создают задел, который можно уменьшить. Который уже хочется уменьшить!
Но обнулить не выйдет. Даже потратив десятилетия.
В не очень большой, ярко освещённой эликсирными лампами комнате, две из четырёх стен которой представляли собой сплошные зеркала отменной гладкости, куда пришёл Мийол вослед за мэтром, последний повернулся к призывателю лицом, замирая на миг. Вспыхнул короткой серией не очень даже и сложных, но изумительно согласованных движений. И снова замер.
Поморщился. Молча, более медленно повторил серию. Опять замер в ожидании, глядя в никуда «полусонным» взглядом.
«Мне нужно… скопировать это?»
Мгновенно собравшись, Мийол попытался повторить показанное. И даже, с формальной точки зрения, преуспел. Если бы не опыт с магоклонами, требовавший почти нечеловеческой тщательности в управлении собственными копиями, с сознательным контролем даже самых малых движений — фрассова грыштха получилась бы, а не то, что нужно. Но и так разрыв между чужой небрежной точностью и собственной вымученной принуждённостью… болел.
Закрыв глаза, Мийол попробовал повторить серию, на лету исправляя ошибки.
И повторил. Наделав новых ошибок, разумеется.
И ещё раз повторил.
Вдвое медленней проделал последовательность движений в обратном порядке. И так же — медленно — в порядке прямом. В обратном. В прямом. В обратном и в прямом.
Разобрал последовательность на отдельные движения. Попробовал повторять их, каждый раз немного меняя отдельные штрихи исполнения. Открыл глаза и проследил за собой, тщательно отслеживая результат при помощи громадных дорогущих зеркал.
— Довольно, — сказал мэтр Кемват, наблюдавший за этим позорищем.
И показал — нарочито медленно — новую серию движений, чуть длиннее первой.
Так и пошло.
Череда шагов, прыжков и антраша с нарочито заложенными за спину руками. Странные наклоны корпусом, при которых позвоночник должен изображать язык пламени. Стойка на руках и разведение ног в шпагатах — продольный, потом сомкнуть вытянутые вертикально вверх стопы, потом поперечный. Движения одной лишь кистью с пальцами, складывающимися в фигуры редкой мудрёности (до такой степени, что некоторые напомнили Мийолу символы мистического языка). Падения, переходящие в волнообразные перекаты, переходящие в нечто уж вовсе…