Мизерере
Шрифт:
— Ваш цинизм делает вас пугающе реальным.
— Вечная проблема, — улыбнулся Пи. — Все хотят, чтобы работа была сделана, но не желают знать, где и как.
— Вы упомянули о научных исследованиях, — продолжал Касдан. — Вам точно известно, что именно изучают руководители общины?
— Нет. Они владеют самыми разнообразными техниками.
Вмешался Волокин:
— А одна из этих техник, случайно, не основана на человеческом голосе?
— Одна из программ действительно связана со звуком, но больше нам ничего не известно. В какой-то момент мы считали, что Хартманн
— Говоря о Хартманне, вы имеете в виду отца или сына?
— Сына, разумеется. Отец умер в Чили, после переезда Comunidad. Но его кончина никак не повлияла на развитие «Асунсьона». Дух Хартманна…
— …оставил последователей, — закончил Касдан. — Это мы уже проходили. Сколько сейчас лет его сыну?
— Думаю, лет пятьдесят. Но его возраст, как и то, кто он на самом деле, остается тайной. Бруно Хартманн усвоил урок. В юности он видел, как его отца травили, угрожали судебным разбирательством, обысками. И понял, что вождь, личность которого известна, становится ахиллесовой пятой своей общины. Он раз и навсегда решил эту проблему. Во Франции никто не может похвастаться, что видел его лицо. Даже если однажды какая-нибудь организация попытается бороться с «Асунсьоном», она не найдет лидера, чтобы предъявить ему обвинения.
Волокин настаивал:
— Как по-вашему, Хартманн скрывается в Косее или живет в другом месте?
— Не знаю. Никто не знает.
— Я был в «Асунсьоне», — продолжал Касдан. — Там я познакомился с врачом по фамилии Валь-Дувшани. Вам он знаком?
— Он один из идеологов Колонии.
— Это его настоящее имя?
— Трудно сказать…
— И сколько там таких, как он?
— Думаю, около дюжины.
— Именно они занимаются научными исследованиями?
— Структура группы не известна. Вероятно, существует Совет. Центральный комитет. Но эти люди всегда ссылаются на Хартманна.
— А что вас связывает с «Асунсьоном»? — спросил Волокин.
— Я жил в общине, когда она располагалась в Чили. Помогал им устроиться во Франции. Сейчас я присматриваю за ними.
— А я считал, что чилийцев во Францию привез Лабрюйер…
— Старик Лабрюйер… Он действительно перевез несколько человек. Но на большее он не способен. Куда ему создать Freistaadt Bayern. Свободное государство.
Касдан нервничал все больше:
— Нам нужна лазейка, чтобы проникнуть в Колонию.
— Забудьте об этом. Никто не может туда попасть. Ни открыто, ни тайно. Мы замкнули этот мирок с обеих сторон. Туда нельзя войти, оттуда невозможно выйти.
— Почему вы так просто говорите нам об этом? — поинтересовался Волокин.
— Эта информация общедоступна. В Интернете. В газетах. В министерских кулуарах. Но никто не может ее использовать. Да никто в нее и не верит. Такова сущность Колонии: она выставлена на всеобщее обозрение, но невидима. Я могу описать, как работает машина. Но до нее
Повисло молчание. Было слышно, как тихонько гогочут гуси. Пи поднимался по склону, внимательно разглядывая Касдана. В пруду у него за спиной колыхались островки ряски.
— Странно… — пробормотал он. — Кажется, я тебя где-то видел.
Касдан вздрогнул, услышав это «ты». Он мертвенно побледнел.
— Да… Я тебя знаю.
— А я нет, — процедил армянин сквозь сжатые зубы. — Такого подонка я бы не забыл.
— Ты служил в армии, прежде чем стать легавым?
— Нет. — Касдан отер лицо ладонью. — Вернемся к Колонии. Вы упоминаете о научных исследованиях. Говорите об интересах армии. Насколько нам известно, речь идет прежде всего о жестоком обращении с детьми. О фанатиках, проповедующих наказание и средневековую веру.
Пи подобрал деревяшку. Попытался ее разломать.
— Вам знакома статистика о дурном обращении с несовершеннолетними только во Франции? В «Асунсьоне» дети хотя бы чему-то учатся. Они растут в дисциплине и вере. Они свыкаются с болью и становятся настоящими солдатами. Косвенно они способствуют укреплению нашей военной мощи.
— Чертов ублюдок, — взорвался армянин. — Ты можешь спокойно думать о том, что этих ребятишек пытают? Ведь это дети! Ни в чем не повинные и…
Пи взмахнул своей деревяшкой у Касдана перед носом:
— Эти дети не с неба упали. За них решают родители, члены «Асунсьона». Свободные взрослые люди, которые согласны с такими методами.
Волокин заметил, что у Касдана виски блестят от пота.
Русский вмешался, чтобы дать ему перевести дух:
— У нас есть доказательство, — солгал он, — что по приказу Хартманна и его клики было похищено несколько детей из парижских церковных хоров.
— Это смешно. Руководители Колонии никогда бы не пошли на подобный риск. У них своих детей хватает. Вы не знаете «Асунсьона». Это замкнутый, автономный мир, который рассчитывает только на себя.
Касдан отшатнулся. Когда он заговорил, казалось, что ему удалось справиться с собой:
— Мы расследуем четыре серийных убийства. Среди жертв — Вильгельм Гетц, Ален Манури, Режис Мазуайе. Эти имена вам известны?
— Да, с Вильгельмом Гетцем я познакомился в Чили. Но он жил и во французской Колонии, когда она обосновалась в Камарге. Остальные имена мне ни о чем не говорят. Какую связь вы видите между этими убийствами и «Асунсьоном»? Ваше расследование — никчемная затея…
Касдан стоял не шелохнувшись:
— Как по-вашему, дети в «Асунсьоне» получают боевую подготовку? Возможно, их учат убивать?
— Такая подготовка предусмотрена, но не для детей. Пока не началась ломка, дети занимаются пением. Достигнув половой зрелости, они переходят к другим видам обучения. Бой. Военное искусство. Агогэ, как в Спарте…
— Вам известно, отчего погибла Спарта?
— Нет.
— От вырождения. Возможно, «Асунсьону» нужны чужие дети, чтобы пополнять свои ряды. Нужна свежая кровь.
Пи швырнул деревяшку на землю. Он терял хладнокровие.