Младенца на трон!
Шрифт:
К вечеру Петр составил некое подобие плана и решил, что пора начинать. Он вышел из своих покоев, огляделся - Василий, как всегда, был тут: дремал на лавке, привалившись головой к стене. Рот приоткрыт, на конопатом лице капельки пота.
"Верный страж", - мысленно улыбнулся царь и потряс его за плечо.
Тот мгновенно вскочил, на лице появилось умильное выражение.
– Государь…
– Вась, Филимоску хочу, сыщи его мне.
– Да как же я тебя оставлю, батюшка Петр Федорыч…
– Ступай, меня
Василий покорно вздохнул, поклонился и двинулся прочь, непрерывно оглядываясь.
Часом позже он явился пред светлые царские очи.
– Государь, Филимон дожидается твово слова.
Петр махнул рукой, дескать, веди. Василий пропустил писаря и уже хотел закрыть дверь, но Петр приказал:
– Не уходи.
Присев в кресло, он указал гостям на лавку, и те нерешительно уселись на самый краешек. Если Васька, не доверяя боярам, по-прежнему держался возле царя, то Филимон не видел его с весны и теперь сильно робел.
Петр приосанился и мысленно улыбнулся. Что ж, представление начинается.
– Василий, Филимон, - начал он торжественно, - вы были преданными стражами, когда мне угрожали напасти, будьте же верными слугами и ныне, когда я пребываю в спокойствии и счастии.
Он произнес эти слова с облегчением, уже не коверкая. Как же ему надоело прикидываться несмышленым малышом и ломать язык! Но открываться перед народом рано, уж слишком он пока одинок и беззащитен. Хотя голос и речь уже были настолько натренированы, что, имей он такие в прошлом, наверняка мог бы вести какую-нибудь радиопередачу. Тьфу ты, в будущем! Петр невольно усмехнулся царившей в голове каше.
Между тем, услышав совершенно взрослую речь маленького царя, Филимон тихо ойкнул, соскользнул с лавки и через мгновение уже сидел на полу. Из-под задравшейся до колен рясы уморительно торчали тонкие ноги. Василий же, напротив, вскочил, ловя губами воздух, кадык его задрожал. Оба уставились на Петра в священном ужасе. Тот не выдержал и расхохотался:
– Что это с вами учинилось?
Первым опомнился Васька.
– Гос… Го-гос… - прокудахтал он и замер.
Петр, наконец, успокоился и заговорил серьезно.
– Вижу, дивитесь. Оно и правильно. Так ведайте ж, что послан я к вам самим Господом. Бог и матерь его Пречистая по милости своей даровали вам меня, дабы обустроить землю русскую в счастии и благости. Для дела сего надобны мне верные помощники, и я выбрал вас, поелику свою преданность показали многажды.
Охая и крестясь, Филимон поднялся, однако ноги его не держали. Он опустился на скамью, но тут же снова сполз на пол, упал на колени и слушал царя, уткнувшись носом в ковер. Василий же так и стоял столбом, не шевелясь и не произнося ни звука.
– Ну, полно, полно. Аль вы ране не ведали, что я не простой младенец?
–
Петр кивнул писарю:
– И ты садись. Вот что я вам скажу, слуги верные: открываться мне пред боярами покамест рано, надобно, чтоб они меня несмыслом видели. А мы с вами тем временем будем землю русскую подымать.
Филимон, перебравшись на лавку, во все глаза смотрел на царя, губы его шевелились в безмолвной молитве. Наконец он очнулся и, прочистив горло, изрек:
– Сказывай, государь, мы за тобой хоть в пекло адово.
– Ну, туда нам без надобности, - улыбнулся Петр.
– Тебе, Филимон, велю каждое утро являться ко мне и записывать, что я наказываю. И первое мое слово будет таким: сыщите мне на Москве всех лекарей да людей ученых, кто науки ведает. А в Немецкой слободе порасспрошайте про ихних таких же, пущай и за границею. Надобно нам как можно боле таких умников призвать и на Руси школы учинить да академии.
– Да какая ж ноне Немецкая слобода-то, батюшка?
– удивился Василий.
– Ее ж еще прошлогод ляхи пожгли.
Вот это новость! Петр был уверен, что иностранная деревня существовала в России аж с шестнадцатого века, и очень на нее рассчитывал.
– Хм… Но жители ж не погорели? Где они нынче?
– Да кто где, государь. Какие на Орбате отстроились, а иные у Поганых прудов[20].
– Вот к ним и ступай, покрутись там, выпей с ними да про умных сведай.
– Слушаю, батюшка Петр Федорыч, - поклонился Васька.
– Да только как иноземцам к нам приехать? Все западные уезды ворогом заняты.
– Ты порасспрошай, а как приедут - это уж моя забота. А ты, Филимон, наших мастеров пригляди, они мне поболе чужих надобны.
– Все сделаю, как накажешь, государь.
– И помните, об том, что я вам открылся, никому ни слова покамест!
Что ж, начало положено. Приедут европейцы, соберутся наши умельцы, и пойдет дело. Наука поднимется, медицина разовьется, искусство светское…
"Надо же, наши, - усмехнулся про себя Петр, - похоже, я уже считаю Русь своей родиной".
Но в первую очередь, конечно, необходимо покончить с войнами. Не вмешаться - так они закончатся лишь через несколько лет, причем Польше придется отдать Смоленск и Чернигов, а шведам - все русское побережье Балтики. Паршиво. Значит, нужно что-то поменять.
Петр настолько погрузился в свои думы, что не заметил, как вошел Пожарский. За ним показался Василий с бледным как смерть лицом.
Дмитрий Михайлович поклонился по чину, в пол, и решительно заговорил:
– Государь, чегой-то Васька сказывает, будто ты не по-ребячески глаголишь? Молю тебя, яви милость, покажись холопу верному во всей красе.