Младший научный сотрудник 3
Шрифт:
— Сейчас, — пообещал я, — на улицу выйдем, тогда и расскажу.
Мы попрощались с мужем несчастной Алевтины, я три раза, не меньше, уверил его, что началась рецессия и все должно наладиться. А он аж расцвел от таких слов и тоже не меньше трех раз сказал, что он теперь мой должник.
А на улице, рядом с черным-пречерным членовозом марки ЗИЛ-114 я рассказал этим товарищам все, что обещал.
— Я мог задеть соседние органы пациента, а там, сами понимаете, есть и это… и то… Короче говоря, стопроцентной уверенности в том, что вместе с бластомой не накроется медным
И они как-то синхронно кивнули головами и пригласили меня внутрь этого чуда советского элитного автопрома. Там все было в натуральной коже. Приятной даже на вид, не то что на ощупь. Семь мест, длина шесть с половиной метров, строгий классический дизайн, все дела.
— А правда, — немедленно задал я вопрос, оказавшись на заднем сиденье, — что инженеры завода Лихачева содрали эту машину с Линкольн-Контитенталя?
Ответил мне водитель, мужчина в строгом сером костюме с золотой почему-то коронкой во рту, которая сверкала у него при каждом слове (Анатолий, представился он мне без должности).
— Неправильная у тебя информация, Петя, — так начал он свой ответ, — зиловские инженеры конечно изучали все мировые образцы таких типов автомобилей… и не только фордовский Линкольн, еще там были в списке Империал-Лимузин от Крайслера и Кадиллак-Флитвуд от Дженерал Моторс. Но наша продукция получилась полностью уникальной. Сам посуди — с 67 года выпускается, а выглядит современно совсем не так, как та же 21-я Волга или Москвич-407, а они примерно тогда начинали.
— Да уж, — не мог не согласиться я, — выглядит, как что-то космическое… и подвеска очень мягкая, ям вообще не чувствуется.
В это самое время мы проехали мимо моего дома, и во дворе его, рядом с моим же подъездом я углядел небольшое столпотворение, человек десять там стояло, ходило и сидело на скамеечках возле грибочка.
— А чего это они там ждут? — спросил я у Молотова, — не знаете?
— Знаю, — весело ответил мне он, — не чего, а кого — тебя, Петр Петрович.
— А зачем меня ждать? — продолжил тупить я.
— А ты что хотел, слухи про твои исцелительские успехи распространились очень быстро — теперь живи рядом с этим ажиотажем.
— Как же я домой-то возвращаться буду? — взволновался я, — они ж меня по кусочкам разберут? Как эту… Аллу Пугачеву или эту… Софию Ротару.
— Придумаем что-нибудь, — вздохнул Берия, — так что особо над этим делом не задумывайся.
Я мысленно махнул рукой и сказал самому себе, что подумаю над этим вопросом завтра, а сам продолжил беседу с водителем про автомобильные вещи.
— Так что там с подвеской-то?
— Торсионная она, — любезно пояснил тот, — вот ее точно передрали с модели Крайслер-300. Сзади, правда, оставили традиционные продольные рессоры. А вот двигатель точно наш, оригинальный, 300 лошадей, 7 литров.
— Ничего себе, — удивился я, — сейчас же больше 2-х литров не делает никто. Бензина наверно много жрет?
— В городе 25 литров, на трассе 17–20. Бензин 93-й, если интересно.
— Очень интересно, — не кривя душой
Слова про чудо, видимо, понравились водителю, поэтому он продолжил с большой охотой (ну оно и понятно, обычные-то его пассажиры если и разговаривают, то совсем о других предметах):
— 190, но это если дорога ровная и погода хорошая, а разгон до сотни за 13 секунд.
— Шикарная тачила, — невольно вырвалось у меня определение из 90-х годов.
— Тачила? — не понял Молотов.
— Ну да, — быстро спохватился я, — уменьшительно-ласкательное производное от слова «тачка». А тачкой в молодежной среде сейчас называют автомобили.
— Никогда не слышал, — задумался он, но мне на помощь пришел товарищ Берия.
— Я пару раз встречался с таким определением, сынок его употреблял, когда описывал содержание американских автомобильных журналов.
— Ну тогда ладно… — подкрутил подозрительность на минимум Молотов, — давай я расскажу, что с тобой дальше будет, целитель ты наш черноземный…
— У нас тут черноземов нет, — поправил его я, — сплошные подзолистые и дерново-подзолистые почвы.
— Хорошо, — не стал спорить по этой мутной теме он, — будешь нечерноземным целителем. Так вот — когда прибудем, для начала мы тебя проверим на всей нашей аппаратуре.
— Так прогнали уже, два раза, — вклинился в его речь я, — и товарищ Горлумд только и смог, что развести руками.
— Ничего, — отмахнулся Молотов, — кашу маслом, а безопасность дополнительными мерами не испортишь. Еще один круг будет. А потом… что потом, Лев Николаич? — почему-то обратился он к партнеру.
— Потом суп с котом, — пошутил тот, — точнее два супа… если не три — контрольные задания будут — справишься, тогда уже поступит последнее и самое главное дело в твоей жизни.
— Это как у Булгакова, — опять вырвалось у меня, — какое главное событие в моей жизни, так?
— Не знаю — не читал, — сурово ответил мне Молотов, а Берия добавил:
— Булгаков это который «Дни Турбиных»?
— Ага, он самый, — подтвердил я, — только он больше известен, как автор «Мастера и Маргариты». Врач, кстати, по профессии.
— Да, я что-то слышал, — рассеянно ответил Берия, когда мы выбрались из лабиринтов народной стройки на Московское шоссе, — только он ведь врачом-то поработал совсем немного, быстро в писатели переквалифицировался.
— Да, — позволил я себе рискованное замечание, — а остался бы верен своей профессии — глядишь, и до 4 Главного управления дослужился бы.
— Нам писатели без надобности, — сурово отрезал Молотов, — у нас ординаторы что хочешь напишут, если им такое указание дать.
И на этом наш разговор сам собой увял вплоть до славного города Владимира. Личного автотранспорта у народа в те времена еще совсем немного было, так что никаких пробок и дорожных заторов на нашем пути не встретилось. Равно как и южного объезда города, красивого и быстрого. Взамен него имел место северный объезд с ответвлениями в такие хиты Золотого кольца, как Суздаль и Юрьев-Польской.