Младший научный сотрудник 6
Шрифт:
— Что тебя интересует, спрашивай, — разрешила она.
— Правда, что ты ассирийка? — начал спрашивать я.
— Сложно сказать, — поморщилась она, — мать точно русская, с Кубани, а вот отец откуда-то оттуда, из Ирана или Ирака — возможно ассириец. А у тебя какие родители?
— Да примерно то же самый расклад, что у тебя, — ответил я, — мать русская, отец кореец.
— С Юга или с Севера? — уточнила зачем-то она.
— Когда он приехал в Союз, Корея была еще единой… но если это так уж интересно, то его родина вроде бы сейчас принадлежит КНДР, —
— У меня с детских лет это было, — сказала она с каменным лицом, — в пять лет собачку во дворе первый раз вылечила… не специально, само собой получилось.
— Ты тоже видишь внутренние органы пациента, как этот… как рентген? — задал я следующий вопрос.
— Да, — подтвердила она, — только рентген же все в черно-белом варианте рисует, а я в цвете… и потом, что значит «тоже»? У тебя, выходит, тоже внутренний рентген имеется?
— Так точно, товарищ экстрасенс, — вздохнул я, — только его завести требуется, в обычном состоянии он не работает.
— А что нужно для его завода? — заинтересовалась она.
— Сложно сказать, — поморщился я, — я точно не определил… но сбоев у меня практически не было до сих пор — если захочу, то он включается.
— Давай просвети мои внутренности, — неожиданно предложила она, — не все же мне других лечить, пора и самой в роли пациента побыть.
— Договорились, — легко согласился я, — а потом ты меня продиагностируешь… а потом сравним результаты.
— Лечь надо? — спросила она.
— Сиди, как сидишь, — тормознул ее я, — только не шевелись пару минут.
Ничего серьезного я у нее не нашел, но чтобы не ударить в грязь лицом, вывалил и все несерьезное.
— Слегка увеличенная печень, два полипа в кишечнике, средних размеров, нестрашно, блокада в левом желудочке сердца… ну и один коренной зуб с кариесом — полечить бы надо, а то удалять придется.
— Ну надо ж, — изменилась она в лице, — про желудочек я ничего не знала — надо будет провериться. А остальное все верно… теперь моя очередь — ложись на этот диван.
Я и лег на указанный диван, устланный каким-то покрывалом с восточным орнаментом. Когда она проводила руками вдоль моего тела, я ощущал некие волны… ну если бы проносили мимо наэлектризованную расческу, например. А больше ничего особенного…
— Все, можешь подниматься, — ее сеанс занял больше времени, чем мой, все четверть часа.
— Ну рассказывай уже, не томи, — поторопил я ее.
— У тебя большие проблемы, Петя, — сообщила она мне после минутной паузы, — ты вообще мужественный человек?
— До сих пор вроде был мужественным, — тихо ответил я.
— Сможешь спокойно выслушать тяжелую новость?
— Да говори уже.
— Так вот, Петя… — в течение следующих двух минут я выслушал свой приговор, — жить тебе осталось по моим прикидкам где-то с полгода.
— И даже ты не сможешь ничего сделать? — сделал я попытку пристегнуть ее к лечению.
— Даже я не смогу, — ответила она, — если только ты свои
— Блин, — сказал я расстроенным голосом, — зачем только я на это обследование согласился — лучше бы так ничего и не знал. Не болит ведь ничего и нигде.
— Заболит еще, не волнуйся… но за эти полгода ты сможешь сделать счастливыми много людей — пользуйся этим. Кстати, не исключено, что твои сверхспособности как-то связаны с этим недугом… возможно ты и получил-то их в одном пакете во время того неудачного эксперимента.
— Возможно, — не смог не согласиться с ней я. — Ну ладно, времени у меня осталось немного — пошел я спасать людей.
Она проводила меня до порога, Лебедянцева я что-то даже и не заметил в зале, ушел, наверно, куда-нибудь. Вернулся домой на Кутузовский в крайне расстроенных чувствах — ну а что вы хотите, сами-то как себя вели бы в такой ситуации, когда приговор оглашен и топор подвешен в воздухе? Вот то-то…
А вечером позвонил Цуканов и сказал, что завтрашний день у него расписан с семи утра до позднего вечера, поэтому разговор он переносит на послезавтра.
— К сожалению, Георгий Эммануилович, — ответил ему я, — послезавтра уже я не могу — должен буду отбыть в санаторий «Голубые дали», тоже с утра.
— И зачем? — справился он.
— Для излечения товарища Андропова — он сказал, что все оговорено и утверждено.
— Только я об этом в первый раз слышу почему-то, — задумался Цуканов, — сегодня поздно уже, а с утра провентилирую вопрос… чем завтра будешь заниматься? — задал он неожиданный вопрос.
— Завтра-завтра… — не сразу сообразил я, — завтра же футбол, Спартак в Лужниках играет — хотелось бы посмотреть вживую.
— Если билет потребуется, позвони по этому номеру, — и он продиктовал мне семь цифр.
Глава 22
Чудеса в решете
Чудеса в решете
Итак, я сидел на поваленном дереве в чахлой рощице с видом на море, кидал в рот какие-то мелкие и зеленые, но приятные на вкус местные фрукты и предавался горестным размышлениям. Мимо пролетела мелкая птичка, зависнув на пару секунд возле моего носа — колибри, наверно, пришла мне в голову вялая мысль, но я отогнал ее в сторону, не до колибрей сейчас…
А до чего сейчас? Ах, да — надо бы спокойно проанализировать то, что со мной произошло за последний месяц… ну чуть меньше месяца, началось-то все ровно 1 сентября, когда детишки в школу пошли, а сегодня… сегодня… 28-е кажется. Или 29-е уже… но это неважно. Давай пойдем простым логическим ходом, вспомнил я сценку из новогоднего фильма.
— Давай, — неожиданно подключилось мое второе я, — пойдем. Кто ходить начинает?
— Могу я, — взял инициативу на себя. — 1 сентября мы с коллегой Сергуней сидели в зале ожидания аэропорта Елизово и пили пиво в ожидании, когда объявят рейс на Хабаровск, так?