Младший научный сотрудник 7
Шрифт:
— Вот это помещение для специалистов и привилегированных пациентов, — сказал он, мы и зашли туда по очереди. И первым делом я увидел там сидящих на лавочке сенатора Макдональда и миллиардера Лау. А рядом притулилась Нина… ну да, та самая Ниночка, у которой сначала была жгучая любовь с Наумычем, а потом со мной.
— Привет, Нинель, — помахал я ей рукой, но она сделала удивленное лицо.
— Мы знакомы? — холодно спросила она.
— А как же, — я оглянулся на Горлумда в поисках поддержки, — скажи хоть ты ей, Готлибович, что мы в одном отделе работали.
— Не знаю я ничего, а с вашими
— Наверно ошибся, — сдал я немного назад, — ты… то есть вы очень похожи на коллегу по службе… вылитая Нина Брагина.
— Меня зовут Рита, — поправила она, — и фамилия другая.
— Тогда я приношу свои извинения, — и я присел на соседнюю лавочку, изо всех сил пытаясь связать ускользающие смысловые ниточки в хоть какой-то приемлемый клубочек.
Глава 27
Заводской район
Заводской район и все-все-все
Примерно час у меня ушел на поездку на шестидесятом автобусе. Рядом, кстати, висела на поручне девочка Вика из отдела кадров, но на меня она даже не взглянула ни разу, из чего я сделал вывод, что и тут действительность слегка так отретушировалась…
Нет, я вру, конечно, смотреть-то она на меня смотрела, но никаких признаков узнавания не проявила. Ну и ладно, так даже лучше — одни неприятности от нее в прошлый раз были.
А вот во дворе моего дома все осталось неизменным, как я понял, взглянув на сидящего на бортике песочницы дворового хулигана Игорька. Увидев меня, он подскочил в воздух, как освобожденная из зацепа пружина, и направился в мою сторону развинченной босяцкой походкой.
— Петюня, — воскликнул он хриплым басом, — ты мне два червонца должен — когда отдашь?
— Игорек, — ответил я, не переходя сразу к активным действиям, — а напомни, когда и за что я тебе задолжал.
— Что, память отшибло? — включил он угрожающие нотки, — могу напомнить — ты мне в карты чирик проиграл позавчера. И проценты сверху накапали.
— Это ж какая у тебя процентная ставка? — быстро прикинул я в уме, — 50 процентов в день что ли? Однако…
— Чо, заднюю включил? — зло ухмыльнулся он.
— Нет, Игорек, просто пытаюсь выяснить условия нашей сделки.
Он вытаращил и так немаленькие глаза и некоторое время переваривал новую входящую информацию, но быстро собрался.
— Гони бабло, короче, — угрюмо повторил он, — если сегодня не отдашь, завтра будет уже четвертак.
— А если и завтра не отдам? — поинтересовался я.
— Я бы не советовал, — мрачно сообщил Игорь, — тогда тебе ваще кранты настанут.
— У меня другое предложение, Игорек, — перешел я к конструктиву, — мы сегодня, допустим, вечером, организуем спарринг — если выиграю я, то долг аннулируется.
— Что за спарринг? — тупо переспросил он.
— Ну бой, битва, поединок, — расшифровал я, — один на один.
— А если выиграю я? — спросил он.
— Тогда мой долг увеличится вдвое по сравнению с сегодняшним, но больше расти не будет. И отдам я его, например, в течение недели. Годится или зассал?
Такого предположения Игорек уже не смог вынести и буркнул сквозь
— Через полтора часа, — слегка обломал его я, — дела у меня в ближайший час. И секунданта найди, лучше двух, чтоб за соблюдением правил следили.
На этом мы окончательно разошлись, а я поднялся к себе на четвертый этаж и попытался разобраться, что же случилось в этой новой для меня реальности… документы о смерти матери нашел в секретере… ну это такой советский тип мебели — внизу глухие ящики, наверху слева книжная полка, а справа дверца, откидывающаяся вниз, на ней еще можно чего-то писать при желании. Так вот, в этом-то секретном отделении шкафа я и обнаружил самую обычную конторскую папку с официальными бумагами — в свидетельстве о смерти мамы кратко значилось «отек мозга». Из своего последующего опыта я знал, что такую причину патологоанатомы пишут, если уж совсем ничего придумать больше не могут. И еще в этой же папке лежал мой паспорт, выданный Заводским отделением милиции шесть лет назад, свидетельство о рождении и два аттестата — об окончании восьми- и десяти-летки соответственно. Оценки там вполне приличные стояли, тройки ни одной, а пятерок больше, чем четверок, примерно вдвое.
И еще я там нашел квитанцию с пригородного кладбища — мать была похоронена на месте с номером 212 рядом с моим отцом и своим мужем. Вот так вот, Петюня, сказал я сам себе, прыгать по временам и нравам… можно сказать, что ты до точки допрыгался. Надо будет съездить на это кладбище в ближайшие же дни. Но тут зазвонил телефон, большой и желтый, стоящий на кухне на холодильнике… по своим воспоминаниям он должен был у нас установиться чуть позже, но я не стал вытаскивать из памяти подробности этого, а просто снял трубку.
— Слушаю, — сказал я туда.
— Ээээ, — так начал разговор невидимый собеседник, — Балашов Петр… Петрович?
— Он самый, — ответил я, — с кем имею честь беседовать?
— Ээээ… — так же неуверенно продолжил голос, — это из сберкассы номер 30/28 говорят…
Номер прямо, как у нашего бункерного стенда, пронеслось у меня в мозгу, но озвучивать я это, конечно, не стал.
— Из сберкассы, понятно, — пробормотал я, — и что дальше?
— Дело в том, что ваша мать, Балашова Клавдия Николаевна, составила завещание, а хранится оно в нашей сберкассе. И теперь нам необходимо вручить его вам, как единственному наследнику.
— Хорошо, вручайте, — согласился я.
— Вы не могли бы подойти в наше отделение до девятнадцати ноль-ноль?
— Прямо сегодня? — я посмотрел на часы, там значилось восемнадцать-пятнадцать.
— Да, можно прямо сегодня — адрес знаете?
— Лучше напомните…
— Улица Челюскинцев, дом 11. Спросите Ивана Арнольдовича и не забудьте паспорт.
— Договорились, через десять минут буду, — ответил я.
Челюскинцев это была улица, параллельная моей, идти пешочком до этого 11-го дома не больше десяти минут… я даже припомнил, что это должна быть сталинка о пяти этажах с башенками, пилястрами и барельефами, изображающими изобильное настоящее советского общества. Странно, что мужик звонил, еще подумал я, уже запирая дверь, в советское-то время в банках одни старые девы работали…