Млечный Путь, 21 век, No 2(51), 2025

Клугер Даниэль Мусеевич

"Докладная записка

Довожу до вашего сведения, что нуждаюсь в защите компетентных органов. Мной заинтересовалось ЦРУ. Вчера, 24 апреля 1989 года, я получил от их представителя недвусмысленное предложение эмигрировать на Запад.

Представителей ЦРУ интересуют проводимые мной в свободное от работы время исследования, связанные с реализацией нуль-транспортировки (если не вдаваться в подробности, мгновенного внепространственного переноса материи из одной точки в другую). Что они со мной хотят сделать, не знаю: то ли

убить, то ли выкрасть. Прошу предоставить защиту.

26 апреля 1989 года.

Серафим Круглый".

Он перечитал и остался доволен - кратко и не оставляет сомнений в серьезности проблемы. Подхватив листок, Серафим отправился в режимный отдел, насвистывая "Город золотой".

– Здравствуйте, Петр Петрович, - сказал он в маленькое, похожее на кассовое, окошечко.

– Здравствуйте, Серафим. Слушаю вас.

– Принес докладную записку.

– Вот как?

Петр Петрович взял листок, прочитал его, покраснел и коротко сказал:

– Заберите!

– И не подумаю. Требую, чтобы вы дали моей бумаге ход.

– Да вы понимаете, на что вы меня толкаете?

– Понимаю, но у меня нет выбора. Теперь это ваша проблема.

Серафим развернулся и пошел к выходу, свое дело он сделал. Одинокие ведь тоже умирают - можно ли об этом забывать.

– Постойте, Серафим! Возьмите свою бумагу. Не стройте из себя дурака. Вам же будет хуже. Зачем вам дополнительные неприятности?

– У меня уже давно начались неприятности. Это я и пытаюсь объяснить вам.

"Пожалуй, я поступил правильно", - думал Серафим, отправляясь домой.
– "Официальное расследование должно отпугнуть парней из Л. А. Жаль, что эти глупыши не понимают самого главного - нуль-транспортировка делает бессмысленными государственные границы, а заодно и вопросы приоритета, и вылечивает от чувства превосходства. Не будет этого ничего. Теория проекций неопровержима, но Петр Петрович этого не поймет. Скорее всего, он постарается представить меня сумасшедшим. С моей докладной на руках сделать это не трудно".

Почему-то он вспомнил о Меморандуме Бромберга. Жизнь заставила его увидеть новую информацию.

Как странно, что я раньше никогда не обращал внимания на этот странный абзац, где перечислены крупнейшие ученые Земли, чьи попытки создать модель прогрессорской деятельности Странников были или смешны, или просто неудачливы.

Вряд ли можно согласиться с Бромбергом, что специалисты несерьезно подошли к проблеме. Напротив, встречаются упоминания и о теории вертикального прогресса, и о остроумных решениях, но... не то... Чего-то ученым не хватало. А вот Бромберг смог, в сущности, ученым не являясь.

Да... Не был Бромберг ученым. В этом-то все и дело. Так проявлялось естественное превосходство и-науки перед наукой, когда речь идет об исследовании иррациональных (неподдающихся рациональному человеческому объяснению) явлений, как деятельность инопланетных сверхцивилизаций. Удивительно, что Стругацкие, кажется, никогда не понимали этого. Они считали, что у людей и инопланетян одинаковая логика, потому что никакой другой быть не может.

Серафим вспомнил, как в студенческие годы на одной из лекций маститый ученый сетовал, что среди ученой братии завелись паразиты, которые не желают, в силу природной лени, добывать научные факты (быть экспериментаторами или наблюдателями) или теоретически обрабатывать их (быть теоретиками). А претендуют на роль неких интерпретаторов, преступно пользуясь результатами, добытыми в поте лица своего их трудолюбивыми коллегами. Так вот, об этих интерпретаторах лектор наговорил много плохого и связал с их появлением чуть ли не возможность смерти науки. Серафим не поверил ему. Он хотел сказать, что наука умрет только

вместе с интерпретаторами, потому что интерпретация и есть наука. Чтобы понять явление природы, недостаточно математического или какого-либо другого моделирования. Можно знать сколько угодно много о деревьях, но леса не увидеть... Но промолчал, потому что взгляды маститых ученых он не считал обязательной догмой уже тогда.

Серафим почувствовал перед собой какую-то преграду, он поднял глаза и увидел вчерашнего посредника. Надо думать, тот желал продолжить разговор. Что-то в нем изменилось со вчерашнего дня, впрочем, наглости не убавилось. Ах, вот что! Руки у него были обмотаны какими-то ремнями. Наверное, собрался бить. Развелось профессионалов, по улице спокойно не пройдешь.

– Ну что, надумал?
– без предисловий спросил парень.

– О чем это ты?

– Сейчас я тебе напомню.

Он крепко схватил Серафима за руку и потащил в парадную. Неожиданно лицо его перекосило. Он отпустил руку и застыл на миг, а потом опрометью бросился к машине. Судя по раздававшимся звукам, у него заболел живот.

"В интересное положение я попал", - думал Серафим, не в силах бороться с приступом смеха, - "меня поджидают захватывающие перспективы: или пуля, или сумасшедший дом".

Чушь какая-то! Сколько раз можно повторять, что занимающиеся политикой - пропащие люди. Допустимо ли тратить свою жизнь на борьбу за групповые интересы? И при этом всерьез утверждать, что смысла жизни не существует. Впрочем, одинокие тоже умирают, если позволяют распоряжаться своей судьбой кому попало.

Серафим подбросил монетку, и она осталась висеть в воздухе, совершая плавные эволюции, словно попала в состояние невесомости. Он слегка удивился, и почему-то посмотрел на свою левую руку, которую вчера поранил, открывая банку с морскими водорослями. Шрама не было. Чудеса.

Утром он зашел в режимный отдел, чтобы узнать, есть ли у него еще время.

Машинистка Лидочка была близка к истерике. Она суматошно помешивала ложечкой в своей чашке, выбивая бесконечное: соль, соль, соль...

– Петр Петрович заболел. У него аппендицит. Ночью увезли в больницу.

– Не волнуйтесь. Это же не страшно.

– Конечно, не страшно, но как я здесь одна справлюсь... Вот вам уже что-то надо...

– Мне ничего не надо, - сказал Серафим и направился к двери.

– Постойте, Серафим, - вдруг закричала Лидочка.
– Петр Петрович вчера говорил о вас что-то плохое. Недоброжелательное. Мне показалось, что вас будут проверять. По полной программе. Приберите на всякий случай свой стол.

– Я знаю, Лидочка, спасибо.

Уйти надо было молча, даже прощаться не следовало. Серафим проскользнул мимо удивленного вахтера и пошел вдоль набережной, с удовольствием подставляя лицо свежему ветру с Невы.

Дома он обнаружил в почтовом ящике письмо от Лены. Она радостно сообщала, что отдыхает хорошо, и здоровье у нее хорошее.

"Она будет рада, когда узнает о том, что у меня все получилось", - с удовлетворением решил Серафим.

Он вытащил из кучи на столе папку с рукописью специальной теории проекций, засунул в нее листок с инструкцией по эмоциональной подготовке и написал сверху: "Алексею Петрову". Скорее всего, ему это пригодится. Кажется, он будет следующим.

"А ведь я не похож на одинокого", - подумал Серафим, чем удивил себя несказанно.

Признаться, было приятно считать себя беззащитным и одиноким и говорить, что это злые дяди не дают мне работать, обижают меня и даже хотят убить. А вот теперь я знаю, что они ничего не могут мне сделать. Мое намерение поддержала Вселенная. И его исполнение зависит от меня самого. Не испугаюсь ли я? Нет, конечно, я не одинок больше. Я знаю, что такое счастье. Я знаю, что такое беда. Я знаю, для чего живу. Я знаю, зачем нужно есть степную колбасу. Я знаю, что такое нуль-т. Я больше не частичка Вселенной.