Млечный Путь

де Рамон Натали

— Ха! Он не ребенок, знает, отчего дети бывают!

— Тем более мы должны считаться с его присутствием. Он же слышит, как резвятся его родители.

Даниель погладил меня по спине и хмыкнул.

— Хочешь сказать, он нам завидует? А кто ему мешает жениться и резвиться с женой сколько душе угодно?

Я пожала плечами, встала, влезла в халат и начала собирать с пола раскиданные вещи.

— Я-то рассчитывал, что мы все воскресенье проведем в постели, — поднимаясь с кровати, протянул Даниель. — Ну, раз уж ты такая стыдливая, поехали завтра к моим? Поможем матери убраться после зимы в саду, потом можно будет сделать за домом барбекю. Что скажешь?

— Что это вас обоих на земледелие потянуло?

Даниель

порывисто обнял меня сзади и поцеловал в шею под подбородком.

— Не капризничай. Никто тебя не заставляет заниматься земледелием. Посидишь с дедом. Посмотришь с ним телевизор, поболтаешь. Он любит твою компанию.

— А вот я, если честно, не очень. У него всегда двусмысленные шуточки, и случая не упустит, чтобы меня потрогать.

— Да брось ты! Не изнасилует он тебя.

Воскресенье мы провели у его родителей. Тьерри остался дома «штудировать», что весьма похвально, как сказал Даниель, объясняя старикам его отсутствие. День выдался солнечный, теплый, совсем весенний. Мы почти не заходили в дом. Даже отец Даниеля выполз из своего телевизионного кресла и сидел на скамейке в саду. Барбекю тоже удалось на славу.

Когда мы приехали домой, я все ждала, под каким же предлогом Даниель включит компьютер. Но он словно о нем забыл и быстро отправился в постель, пошутив: дескать, кислородное отравление. Я тоже уснула сразу, стоило принять горизонтальное положение.

— То есть ничего не было? — уточнила Марта, когда мы созвонились в понедельник.

— Марта, нам обоим все-таки ближе к пятидесяти, чем к тридцати, не забывай.

— Выходит, шарик сдулся?

— Да что ты! Он уже такое письмо прислал! Сейчас прочитаю, послушай.

— Верю-верю! Не нужно. В другой раз. А со свекровью ты поговорила о планах Тьерри или решила подождать?

— Поговорила, конечно. Она тоже не в восторге, но считает, что мы должны, просто обязаны сейчас поддерживать мальчика, лишь бы закончил лиценциат. А там видно будет. Тем более что сейчас он очень сильно переживает разрыв со своей девушкой.

— С девушкой? С какой девушкой?

— Вот и я ее спросила, с какой такой «своей» девушкой, у него вроде бы никогда не было постоянной. А она мне: я, говорит, двух сыновей вырастила, и у меня все было под контролем, а ты одного проконтролировать не можешь. Меньше бы за Даниелем следила, вечно его в чем-то подозреваешь, а он у меня святой, не то что его отец… Но я на прогулки мужа никогда не обращала внимания — куда он денется от двоих сыновей и жены, которая сама не зарабатывает? — а занималась воспитанием своих мальчиков! Я ее выслушала и опять перевожу разговор на девушку. «Нормальная девушка. Получше тебя. Отец — налоговик, на большом посту, правда, в Довиле. Мать — жена налоговика. Семьей занимается, а не строит из себя независимую, работая за гроши. Единственная дочь. Огромный дом в Довиле. Поле для гольфа. В Довиле!.. Такую невесту упустил из-за тебя». — «Я-то при чем?» — «А кто согласился снимать ему квартиру? Жил бы при вас, как мои мальчики, уже женился бы. А то моду взяли — сожительствовать без свадьбы, как клошары». — «Так они жили вместе в его квартире?» — «Ты не знала? А должна была бы знать». — «Но вы-то откуда знаете? И дедушка тоже знает?» — «Дедушка… Дедушка давно ничего не видит дальше своего телевизора. А я? Она сама мне рассказывала. Не сказала бы, что очень толковая, довольно амбициозная, родители ведь не отказывают в деньгах, но красивенькая, вежливая девушка, воспитанная, не заводится с полоборота, как ты…» В общем, оказывается, свекровь регулярно навещала Тьерри в его квартире и порой заставала там разных девушек. Всегда разных. Но с осени там утвердилась эта, примерно до начала декабря. Видимо, произошла какая-то размолвка. Но к концу декабря, после его дня рождения,

опять всегда была эта. Теперь же она не желает видеть Тьерри. Но учатся-то они на одном потоке.

— А имя девушки сказала?

— Конечно.

— Ну и?

— Ты еще спрашиваешь? Разве не ясно?

— Черт… Что же делать? Жалко парня.

— Жалко? Ты что, не видела эту Аннет? Да все к лучшему! Не хватало мне еще такой невестки…

— Ха! Да за всю историю человечества ни одной свекрови ни одна невестка никогда не нравилась! Ты своей сильно нравишься? Главное, чтобы нравилась сыну.

— Марта, если бы это был твой сын и нечто типа Аннет предлагалось в качестве его жены, ты бы по-другому заговорила. Не хочу обижать, но у тебя нет сына, тебе меня не понять.

— Где уж мне!.. Ладно, не будем ссориться. Слушай, я вчера набросала синопсис. Может, посмотришь?

— К новому роману? Конечно, присылай. Но обсудим завтра, ладно? Чтобы у меня было время подумать над ним.

— Не торопись! А что «Юная герцогиня»? Продвигается?

— Плоховато, но, думаю, закончу сегодня-завтра. До конца месяца нужно продрать еще три. Иначе останусь без зарплаты.

— Тем более не торопись с моим.

Я немного поработала, чтобы угомонить неспокойные лишние мысли о Тьерри, которым все равно не было никакого решения. Потом выпила кофе и слепила несколько заготовок «утренних» писем к Страннику, которые отправлю поздно вечером. Сегодня Даниелю предстояло расстаться с передними зубами, и требовалась особая поддержка. На его сегодняшний призыв я ответила еще до звонка Марте. Затем я спокойно погрузилась в «Юную герцогиню» до пяти часов.

В половине шестого Даниель встретил меня у обувного. Когда царевна Будур извлекла из его рта старый бюгель, она покачала головой и заявила, что категорически не советует делать снова ту же конструкцию, гораздо лучше — керамический протез на цементе. Но для этого нужно обточить два соседних зуба. Я видела, что Даниель начал бледнеть уже при словах «протез на цементе», а когда она сказала, что нужно еще что-то обтачивать, я поняла совершенно отчетливо, что он на грани обморока, и торопливо попросила:

— Можно, мы подумаем до завтра?

— Как вам угодно, но вы же сами хотели, чтобы было побыстрее. Можно бы сегодня обточить и сразу снять слепок.

И вот тут Даниель все-таки отключился. В ход пошел нашатырь.

На обратном пути он выглядел виноватым, потерянным, очень несчастным и прикрывал рукой рот. К нашему возвращению Тьерри был уже дома и насыщался в кухне.

— Па! Хочешь, я проверну для тебя отбивные и салат через мясорубку?

— Не издевайся над отцом, — грустно сказал Даниель и с ноутбуком под мышкой поднялся в спальню.

— Ты зарегистрировалась? — тихо спросил Тьерри. — Написала?

— Конечно, — солгала я.

Тьерри доел и ушел к себе, а буквально через четверть часа ужинать явился Даниель в совершенно ином расположении духа. Я была довольна — Вивьен вернула ему вкус к жизни. Ближе к ночи мы еще немного попереписывались и с чувственным удовольствием выполнили потом свои супружеские обязанности.

Вивьен не подкачала и во вторник, когда зубы обточили. Не подвела и в среду после ужасной, человеконенавистнической процедуры снятия слепка. В четверг мне нужно было появиться по делам в издательстве.

— Поезжай на метро, — сказал Даниель, — а когда освободишься, звякни мне, и я пораньше уйду с работы. Все равно без зубов я плохой начальник. Могу только кивать, а это всех расслабляет. Подхвачу тебя где-нибудь на полдороге.

— Я могу заехать за тобой в офис.

— Отлично!

В пятницу после работы он предложил мне сходить в кино!

— В темноте ведь никто не увидит отсутствия у меня улыбки. А мы сто лет не устраивали себе культурных вечеров.