Мне больно от твоей любви 2
Шрифт:
В этот день домой я не вернулась, а осталась в его гостиничном номере. Марк сам позвонил моей маме и отпросил меня. Соврав ей что мы находимся на дне рождении у общего друга. В отличие от отчима, мама доверяла пасынку и даже пообещала, сказать мужу, что я ночую у подруги.
И только стоя в душе гостиничного номера, после очередной неудачной попытки дозвониться до Глеба, я, наконец-то, позволила выплеснуться всем своим эмоциям. Позволяя прохладной воде перемешиваться с моими слезами.
Марк заказал в бутылку текилы, и мы пили, как тогда в новый год. А после я вновь разревелась в объятьях сводного брата. И я так и заснула в его сильных руках.
На
Я не стала говорить Марку о том, что планирую встретиться с Глебом. Знала, что одну он меня не отпустит, поэтому и попросила Наташку обеспечить мне алиби. И подруга позвонила, сделав вид, что приглашает меня в гости. Однако он все равно настоял на том, чтобы проводить до ее дома. Даже пришлось зайти в подъезд и дождаться там, пока сводный брат уйдет. А после через дворы обходными путями практически бежать на автобусную остановку.
Администраторы в «Аполлоне» знали меня как подругу хозяев фитнес-клуба поэтому пройти туда мне не составила труда. Я словно летела, несясь по коридорам в предвкушении встречи с любимым, по памяти отыскивая кабинет Глеба. Представляя, как сделаю ему сюрприз. Дверь была не заперта, но, распахнув ее, так и не переступила порог, застыв в дверном проеме. Потому что, то что я увидела там, повергло меня в шок.
Глава. 17. Предательство.
Юля.
Я стояла, не в силах пошевелиться или хотя бы даже сделать вдох. Казалось, что кто-то невидимый удерживал меня, стоя с сзади и придушив при этом за шею. Вокруг словно выключили все звуки мира, и слышала лишь стук собственного пульса в ушах: тух-тух-тух. Удары сердца сопровождались болезненными спазмами, и каждый из них был больнее предыдущего.
Нет! Нет! Нет! – Кричало мое подсознание!
А глаза не хотели верить тому, что они видели. И если бы я могла, то вырвала их из собственных глазниц, лишь бы никогда в жизни не встречаться со взглядом серо-синих глаз, что в упор смотрели на меня в этот момент.
Мне все ж удалось сделать первый болезненный вдох. Вдох, что в один момент разорвал душу и дал один единственный сигнал моему мозгу – бежать!
Я находилась в какой-то прострации несясь по коридору, не видя никого и не слыша ничего. И с кем-то больно столкнулась плечами. Тот, в кого врезалась, попытался остановить меня, ухватив за запястье.
– Юль, что с тобой? Что случилось? – Это был обеспокоенный голос Мартынова. Судя по всему, именно в него я вписалась на всей скорости. – С силой дернула руку, освобождаясь от его захвата, и еще больше прибавила скорость. – Ты идиот, Грачевский! – Вновь раздался злой рев друга спустя несколько секунд. – Юля! Юля, подожди! – Послышался грохот быстрых шагов.
Понимала, что Сережа бежит в след за мной по лестнице, но не хотела, чтобы меня нагнали. Поэтому, выбежав из здания на последних двух секундах зеленого сигнала светофора, рванула через проезжую часть.
– Черт! – Раздался протяжный сигнал клаксона. – Да твою мать! Юля, стой! – Его голос отдалялся, а значит, пару минут форы все ж выиграла.
Оказавшись на другой стороне улицы, не останавливалась, продолжая бежать. Периодически падая, разбивая об асфальт коленки и в кровь сбивая руки. Из-за слез, застилающих глаза, плохо ориентировалась и практически ничего не видела.
И сама не знаю, как оказалась по ту сторону набережной, там, где она соседствовала с лесополосой и где практически никогда не было людей. Потому что на машине в это место не проехать, а пешком идти далековато. Здесь даже не было искусственного освещения. Оно, в принципе, там было не к чему. Однажды это место мне показал Кирилл. Он тогда сказал, что когда ему плохо, то приходит сюда. Чтобы побыть одному. Сегодня плохо было мне! И я не осознано пришла к этому месту.
Оставшись одна. Я билась в истерике и орала белугой, вцепившись окровавленными руками в ствол дерева. Внутренности скручивались от боли до такой степени, что несколько раз меня даже стошнило. А потом силы покинули меня, и я оказалась на земле. Крича уже в нее, окончательно срывая собственный голос. И сотни, а может даже и тысячи раз произнося один и тот же вопрос:
За что он так со мной?
Вновь и вновь, как наяву видела, одну и ту же картину:
Как открываю дверь и вижу там обнажённую девушку, лежащую на столе с широко разведенными ногами. Кажется, это была та самая официантка из клуба. Глеба с голым торсом и с приспущенными джинсами. Склонившегося над девушкой, оперевшись руками на стол, и грубо врезавшегося своими бедрами между ее. До сих пор слышу их стоны, рваное дыхание и шлепки их тел друг о друга. Вспоминаю, как она впивается в его оголённые плечи своими ноготками, оставляя на них красные следы. Как между стонами хриплым голосом произносит его имя. Как Грачевский поворачивает голову, встречаясь со мной взглядом. Смотрит в упор. Дерзко ухмыляется. Но он не останавливается. Не отстраняется. Продолжая трахать ту девицу. Разрывает наш зрительный контакт, но только для того, чтобы впиться в губы девушки в страстном поцелуе. Как я, прежде чем развернуться и уйти, стаскиваю с запястья подаренный им браслет, безжалостно разрывая цепочку, и бросаю к его ногам. Поступая с его подарком точно так же, как и он с моим сердцем.
А дальше, боль!
Боль!
И только, боль!
Вот как бывает в этой жизни. Еще вчера я чувствовала себя предательницей. А сегодня предали меня!
Семя ненависти, что однажды посадил в моей душе Глеб Грачевский – наконец проросло, дав в этот день пока еще небольшой росток.
Понятия не имею, сколько часов я пролежала на холодной земле. Которая все больше и больше остывала по мере захода солнца за горизонт. Наблюдая за течением воды и мечтая лишь об одном - нырнуть в нее, и подобно камню, пойти на дно. Чтобы навсегда скрыться под ледяной бездной. И, наверное, так бы и поступила, если бы у меня были силы подняться или хотя бы доползти до реки. Но их не было, даже, чтобы пошевелиться. И оставалось только жалеть о том, что не сделала этого в самом начале.
Да, я действительно думала в этот момент о суициде. Мне хотелось умереть, только бы не чувствовать ту невыносимую горечь, что разрывала грудную клетку.
Слез уже давно не было. Я была словно сосудом, из которого беспощадно вылили на землю его содержимое. Больше не было никаких эмоций, только пустота. Даже боль временно отступила. Причем и физическая, и душевная. Не чувствовала даже холода. Не слышала больше журчание реки и шелеста деревьев. И единственное, на что еще была способна это дышать и иногда смыкать свои ресницы. Ко мне пришло осознание того, что если закрою глаза, позволив себе провалиться в сон, то все закончится. Так я и поступила. Даже улыбнулась этой мысли понимая, что нырять в воду совсем не обязательно. Ведь на улице все еще минусовая температура, а наш регион достаточно холодный. И пусть на улице май, в горах и лесах все еще местами лежал снег.