Мне бы в небо

Керн Уолтер

Теперь моя очередь озвучить какую-нибудь странную теорию. Хоть и не такую странную, как мечты Пинтера.

— Мне кажется, кто-то в верхах мною играет.

— Кто?

— Может быть, авиакомпания. Или КСУ. Или одна фирма в Омахе. Или все они вместе взятые.

Глаза Марка расширяются.

— Как именно играют?

— Ну, знаешь, как биологи вешают датчик на лося, чтобы отслеживать и анализировать его перемещения? С людьми такое тоже проделывают. Не всегда открыто. Однажды одна из трех крупнейших автомобильных компаний обратилась к моему начальству с просьбой проследить

судьбу пяти только что купленных машин на протяжении трех месяцев. С какой скоростью на них ездят? Вовремя ли меняют масло? Сколько миль проделывают за неделю? Можно провести настоящее разыскание, чтобы собрать такую информацию, но нельзя гарантировать ее точность. Нужно взять поведение в чистом виде. Именно так создают рекламу и пишут резюме. Тебе понятно?

Марк кивает.

— Но почему именно ты?

— Потому что сейчас я кажусь им любопытным случаем. Даже уникальным. В пятницу вечером у меня будет миллион бонусных миль, и я стану одним из самых верных клиентов «Грейт Уэст». В воздушной индустрии верность — это святыня. Летать теми же рейсами, покупать билеты…

— Понимаю.

— Для них я — оптимальный вариант, — объясняю. — Если бы они могли создать, скажем, тысячу таких, как я… только вообрази себе доходы. Долю рынка. Я — сущее золото. Есть только одна проблема: кто я?

— То есть?

— Как можно меня воссоздать? Им нужна модель. Но как ее создать? Никак. Слишком сложно. Потому что каковы основные переменные? Мой возраст? Доход? Какая-нибудь психологическая причуда? Нет, единственный способ размножить меня, создать новых Райанов Бингамов — это следить и изучать, целиком и полностью, в реальном времени, в естественном окружении. Изучать подлинного Райана Бингама. Так?

— Допустим.

— Ты, кажется, запутался. Судя по лицу.

— Все нормально, продолжай.

— Я — их воплощенная мечта об идеальном клиенте, и потому все, что я делаю, достойно изучения, вплоть до того, сколько часов я сплю, в каких номерах останавливаюсь, что ем. И, если возможно, побольше тестов. Меня испытывают. Предлагают сценарии и наблюдают за реакцией. Транспортный агент отказывается выполнить мою просьбу — я разозлюсь или уступлю? Стюардесса пролила кофе на мой пиджак — в следующий раз я полечу рейсом другой компании или всего-навсего пригрожу? Все это вещи, которые они желают знать любой ценой.

— И что ты собираешься делать? То есть, если это правда.

— Ничего.

— Ничего?

— А что тут можно сделать? Я бессилен.

— Прикажи им остановиться.

— Кому приказать? Это не один человек. И они не то чтобы пытаются меня контролировать. Помнишь лося? На него вешают датчик и пускают на волю. Информация, которую они получают, имеет смысл лишь в том случае, если я веду себя естественно и непринужденно.

— Датчик. По-моему, это безумие, Райан. Извини.

— В моем случае — все, что им нужно сделать, так это занести в компьютер пометку. Она всплывает каждый раз, когда я регистрируюсь на рейс; агенту приказывают спросить у меня то-то и то-то, а потом позвонить по указанному номеру. Исследователь принимает звонок, задает несколько вопросов, а потом переправляет ответы тому,

кто всем этим заведует.

— И кто это, по-твоему?

— Отдел менеджмента. И тот, кто их консультирует. То есть — если я прав.

— Ты признаешь, что, возможно, это тебе кажется?

— Может быть.

Марк смотрит на монитор.

— Мой рейс.

Я ошибся. Выбрал не того собеседника.

— Иди. И забудь об услышанном, — говорю я. — Я подумаю насчет дома. Честное слово.

— Позвони мне, Райан. Обещаешь? Позвони просто так, к черту дом. Давай поговорим. Как мужчина с мужчиной. Никакого бизнеса. Однажды я прочел книгу, которая изменила мое мировоззрение, вытащила из ямы, в которой я очутился… может быть, как-нибудь вечерком посидим вместе и проштудируем несколько глав?

Он предлагает мне читать Библию. Почему нельзя сказать это прямо?

Марк закрывает портфель и встает.

— Позвонишь? Обещаешь?

— Хм…

— Мы о тебе часто думаем.

— Она тоже?

— Постоянно. Послушай, очень жаль, что я спешу. Хотя, возможно, дом — это именно то, что тебе нужно. Дом может стать надежным якорем в нашем мире. Почитай хорошенько.

— Обязательно.

После рукопожатия с Марком на моей ладони остается влажное пятно, и я вытираю его о брюки, когда он уходит. Через несколько часов он будет дома, в объятиях Лори, его встретят прыгающие собаки и вопящие дети, и благопристойность помешает ему откровенно пересказать услышанное. Вечером они лягут спать. Звезды выйдут из дневных укрытий и озарят лежащий на склоне холма пригород — и один из огоньков, чуть ярче остальных, будет на самом деле гореть на конце самолетного крыла. Я пролечу над этими людьми и благословлю их.

Мы сидим в самолете, но никуда не движемся. Дождь бьет по иллюминаторам, точно в стекла горстями швыряют сухой рис; одна стюардесса складывает кофры, а вторая, ее точная копия, принимает у Джулии заказ — содовая с ломтиком лайма, безо льда. Моторы еще не включены, поэтому кондиционеры не работают. Меньше всего я понимаю смысл этого фокуса — сначала отъехать от терминала, чтобы соответствовать расписанию, а потом стоять на поле, в то время как пассажиры потеют и страдают от жары.

Джулия не беспокоится. Она на седьмом небе и каждую минуту это демонстрирует, хватаясь за подлокотники, болтая ногами и откидывая голову назад, словно человек, принимающий солнечную ванну. Поездка уже творит с ней чудеса. Она расшнуровала ботинки, которые теперь свисают с ее ступней, и вытянула ноги, готовясь принять все, что уготовано судьбой — перегрузку, вертикальный взлет, будущее. Бедный Кейт. Его невеста обнаружила в себе внутреннюю принцессу.

Лично я в панике. Мне не следовало здесь быть. Ровно на один рейс больше, чем нужно. Руки в поту. До сих пор я двигался по собственному усмотрению, но сейчас нахожусь на вершине дуги, и ремень безопасности у меня на животе кажется тонким и непрочным. Можно быстро вдохнуть кислорода при помощи маски. Или выпить пива.

— Разожми зубы, — говорит Джулия. — Иначе заработаешь мигрень.

— Я волнуюсь. Сегодня я должен встретиться с издателем. Если, конечно, мы вообще полетим.