Мне бы в небо

Керн Уолтер

— Мистер Дуайт на совещании, сэр. Продиктуйте ваш номер.

— Нельзя ли оставить сообщение?

Секретарь кладет трубку. Я перезваниваю и слышу короткие гудки, отчего мой недавний оптимизм развеивается. Я делаю последнюю попытку — и Дуайт отвечает.

— А, дружище, — приветствует он меня.

Я говорю, что хотел бы вместо пары стаканчиков, как было условлено, встретиться за ним за обедом, но Дуайт — уже не тот разговорчивый добродушный тип, которого я помню по портлендскому клубу. Он занят; я слышу, как во время разговора он печатает и ворошит бумаги на столе. Он говорит, что не сможет встретиться в среду, поскольку у него внезапно возникло «благотворительное мероприятие». Дуайт предлагает завтрак в четверг, пораньше.

Я произвожу торопливый мысленный подсчет при помощи наладонника, которым пользуюсь для отправки электронной почты и отслеживания количества миль. Мой

маршрут на этой неделе оставляет мало места для импровизаций — это педантично расписанная шахматная партия в трех измерениях. Сегодня днем и вечером я буду в Рено проводить тренинг для давнего клиента, чья компания движется к банкротству. Завтра отправлюсь в Южную Калифорнию на встречу с Шандором Пинтером, буду консультировать этого великого старика и подброшу ему увлекательный проект, тем самым возвысившись среди коллег и гарантировав себе стабильный доход, если не выгорит с «МифТек» и «Гаражом». Предполагалось, что затем я полечу в Даллас, чтобы выработать план увольнений в некоей объединенной организации здравоохранения, но этот рейс — не компании «Грейт Уэст», а следовательно — бесполезен для меня, поэтому я уже его отменил и взял билеты на более ранний рейс в Сиэтл, хотя теперь понимаю, что толку не выйдет. В четверг я лечу в Лас-Вегас на «Цели и задачи — XX» — ежегодную конференцию друзей и коллег, которым я расскажу о КВПР и наконец сниму со своей нечистой души эту ношу, поведав всю правду о нашей малоприятной специальности. В пятницу утром я мчусь в Омаху, а вечером — надеюсь, в приподнятом настроении, после задушевной беседы с Малышом — сяду на самолет до Миннесоты и где-нибудь над Айовой достигну миллиона. Когда мать и сестры встретят меня в аэропорту, я буду пьян и останусь таким до конца свадьбы. Хмельным и свободным, с карт-бланшем, достаточным для путешествия в оба конца на Сатурн, если мне того захочется, и таким огромным кредитом, что можно будет отправить нескольких больных детей, вместе с родителями, в клинику Джона Хопкинса или в Мэйо.

Да как смеет Дуайт корректировать столь внушительный план битвы! Если я прибуду на конференцию чуть позже намеченного, то смогу ненадолго встретиться с ним за завтраком, но если пропустить единственный утренний рейс «Грейт Уэст» в Лас-Вегас и обменять его на «Дезерт эр» или «Сан саут», потеряв бонус в тысячу миль, то я не сумею возместить утрату, каким бы образом ни летел до Омахи. Единственный выход — очень ранний завтрак, причем прямо в аэропорту.

— Вы еще там?..

Я излагаю Дуайту свои условия: семь утра, ресторанный дворик «Ситак».

— В аэропорту?!

— У меня совсем нет времени. Простите. Страшно занят.

— А можно будет вам перезвонить? Например, сегодня вечером. Не исключено, что в среду я буду в Аризоне — а может быть, и в четверг тоже. Или даже дольше.

— Вы же только что сказали, что в среду у вас благотворительное мероприятие.

— У меня быстро меняются планы. Может быть, встретимся в восемь?

— Не позже семи. И обязательно в «Ситаке».

Становится тихо.

— Вы уже почти дописали книгу?

— Вчера вечером отослал вам две трети. Осталось только закончить.

— Значит, в семь. И все-таки я вам перезвоню во вторник.

— Я могу заскочить и в Аризону, в среду у меня гибкое расписание. Летите в Финикс, да?

— В Финикс… а возможно, я буду в Юте. Или еще где-нибудь.

— Да что такое у вас творится?

— Повсюду нуждающиеся авторы. Исчерпанное вдохновение. Нервные срывы. Банкротства. Приходится во всем разбираться самому. А еще — гольф. Я сейчас в Ла-Хойе, на соревнованиях… моя секретарша вас переключила.

— Но я слышу, как вы печатаете.

— Это симулятор гольфового поля у меня на ноутбуке. Я сейчас разрабатываю стратегию игры.

— Я позвоню, — говорю я.

Надеюсь, следующий звонок будет проще. Ставки ниже. Кара, моя старшая сестра и семейный секретарь по связям с общественностью, живет к югу от Солт-Лейк-Сити, в пригороде, который выглядит так, как будто его выдавили из тюбика с пастой. Там есть развлекательные центры для детей и извилистые бульвары, рассеченные велосипедными дорожками. Кара водит «сааб», который чище, чем в тот день, когда она его арендовала, и целый день работает на добровольных началах, обучая детей грамоте и помогая в приюте для женщин, подвергшихся жестокому обращению. Все это благодаря ее мужу — он пишет компьютерные программы и зарабатывает едва ли не самые шальные деньги в нашей экономической системе. Он любезно маячит на периферии жизни Кары, ничего не требует и дает все. Они милые, приятные, добрые люди, которые как будто заключили сделку с Создателем — Он расточает им свои блага в обмен на стопроцентное благоразумие.

Я молюсь, чтобы их не постигла какая-нибудь настоящая беда. Это будет несправедливо — грандиозная, ужасная ошибка.

Наш сегодняшний разговор связан с субботней свадьбой — Джулия, моя младшая сестра, в очередной раз попытается замаскировать свои многочисленные недостатки, а главное — патологическую зависимость от окружающих, чтобы официально вступить в брак с мужчиной, который понятия не имеет, вот что впутался. Кара несколько лет работала над созданием этого союза. Она выбрала жениха — парня, с которым встречалась в старшей школе (теперь он продает тракторы в нашем родном городе, извлекая выгоду из своей юношеской славы классного футболиста). Замысел Кары представляет собой путешествие во времени: брак будет походить на родительский и упрочит положение нашей семьи в родном краю. Даже дом, по мнению Джулии, выбранный ею самостоятельно (на самом деле именно Кара сузила круг поисков, втайне снабдив риэлтора инструкциями), — точная копия родительского. То же крыльцо, такие же спальни, рай для «мастеров на все руки».

— Ты где? — спрашивает Кара, когда я звоню. Это ее неизменный первый вопрос — и самый глупый.

— Застрял в денверском аэропорту.

— В пятницу тебя видели в Солт-Лейк-Сити. Ты уверен, что ты не здесь?

Забавный вопрос. Мне неоднократно доводилось прилететь в какой-нибудь город, провести там пару часов, улететь и через два-три дня позабыть об этом визите. Впрочем, Солт-Лейк-Сити я обычно помню. Церковь. Каверзные законы насчет спиртного. Шустрые старики.

— Абсолютно уверен.

— Тебя видела Уэнди Дженс. В центре города. В том ресторане, который тебе нравится, — там подают печенку.

— И как поживает Уэнди?

— Как будто тебе не все равно. Не води меня за нос. Она точно такая же, как и в тот день, когда ты перестал ей звонить. Умная, привлекательная, слегка растерянная и в ярости.

Наверное, пора объясниться насчет женщин.

Их у меня много. Моя внешность тому способствует. Это звучит ужасно — но я красив, пропорционально сложен и обладаю собственным стилем. Старики-портные меня обожают. Они говорят, я похож на мужчин шестидесятых годов, изящных, но крепких, невысоких, но плечистых, с широким шагом. У меня практически такое же тело, как у моего отца — а он никогда не занимался спортом и не сидел на диете, но естественным образом оставался в отличной форме до преклонных лет. Фермерши, которым он развозил пропан, были его верными воздыхательницами — они щедро снабжали отца домашним печеньем и напитками, пока я, застенчивый и внимательный, сидел в кабине и восхищался отцовской провинциальной галантностью. На похоронах, поощренные тем, что он умер разведенным, пожилые дамы плакали открыто, навзрыд, и пролитые слезы молодили их. Моя мать тоже плакала, но в основном, полагаю, дабы соблюсти приличия. Общественное мнение решило, что она поступила бесчестно. Мать вторично вышла замуж. А он так и не женился. Она преуспевала. Он умер в долгах. Лишь в физическом смысле отец ее обставил. В то время как мама увядала и расплывалась, становясь одной из тех женщин, которые про помощи косметики не подчеркивают свои достоинства, а создают их с нуля, отец сохранил зубы, волосы и сине-зеленые глаза — вплоть до той минуты, когда глава похоронного бюро принялся наносить последние штрихи.

Впрочем, мой успех у женщин лишь отчасти объясняется генами. Играет свою роль и обыкновенная доступность. Я — среди них, общаюсь с ними каждый день, ем за одним столом салат со шпинатом, стою в одной очереди за билетом. Взять хоть Уэнди. Мы познакомились у стойки регистрации в отеле Форт-Уорта. Из-за ошибки компьютера пропал заранее заказанный ею номер, в городе происходил съезд Американского легиона, и Уэнди грозила ночь без приюта — и тут вмешался я, со своей гостевой карточкой «Премьер ультра». Дежурная тут же сменила гнев на милость, и Уэнди получила ключ. Было просто справедливо, что она приняла приглашение сходить в гриль-бар. Мои познания в области скромной карты вин ее поразили. Вскоре мы уже болтали о покупках. Ее любимые магазины — косметические. Фурор, связанный с испытаниями косметики на животных. Азиатский рынок. «Органическое» против «натурального». Я был в курсе дела. Я понятия не имел, что Уэнди живет через два дома от моей сестры, — и узнал об этом лишь потом, когда мы смотрели платный телевизор, обернутый влажным листом полиэстера, а наша одежда и бумаги валялись по всему номеру, словно после урагана на стоянке трейлеров. Наша прощальная поза, созданная бессознательно, пока мы наблюдали за тем, как Том Круз разрушает замысел биотеррориста, изображала двух измученных оргиастов (еще одно волшебное слово), убеждающих друг друга присоединиться к протестантскому фундаментализму.