Мне есть что сказать Вам, люди (Рассказы)
Шрифт:
— Подожди, не горячись, пожалуйста, — прищурив глаза, попытался образумить его мастер. — Мне не хотелось бы упрекать тебя, внук, но я же сделал для тебя все, что мог. Возможно, поэтому ты привык, что тебе должны все время помогать. Ведь до сих пор ты не женат, ничего не сделал в жизни сам, не учишься. И все имеешь: квартиру, машину, видеомагнитофон. И профессии у тебя нет. Да и кто знает, что ты делаешь, чем занимаешься? Родители твои махнули на тебя рукой. Я ведь пытался научить тебя своему искусству. Л ты посчитал эту работу грязной. Да, я виноват. Я любил тебя и потому многое прощал тебе. И на все, что ты хотел, что просил, я беспрекословно соглашался. Теперь
— А я всегда считал, дед, — перебил его внук, — что ты не умеешь жить. Ты всегда был глупым и потому всю жизнь копался в этой грязи…
— Это я в грязи копался? — резко остановил сто мастер. — Ошибаешься, я всегда был художником, мастером. Да, я не всегда вкусно ел, дорого одевался, но я всегда был полой жизни. А вот ты, внук мой, всегда пользовался чужими благами. Таких в природе называют пустоцветом. Л ведь давно известно: кто не работает, того не кормят, — в сердцах сказал старый мастер.
— Ах так, дед! За эти слова ты у меня ответишь. Ты еще пожалеешь! — И, подняв над головой вазу, он бросил ее на пол. Ваза разбилась, рассыпалась на мелкие кусочки. — Я сказал тебе, что ты пожалеешь, — кричал внук. — Я таких дураков, как ты, в гробу видел. Больше меня не жди, у меня своих дел в городе хватает, будь здоров! — и громко захлопнув дверь мастерской, он выскочил на улицу.
Мастер молча сидел за своим столиком, покуривая старую трубку, пока дверь мастерской не открылась и в комнату не вошла девушка.
— Дедушка, еще раз здравствуйте, — тихим голосом сказала гостья. — Мы приехали, как договорились утром, с помощником, чтобы увезти ваше произведение.
— Проходите, проходите, она вон там, ждет вас, — махнул рукой мастер за перегородку.
— А эта что, разбилась? — увидев осколки, воскликнула девушка.
— Не волнуйтесь, это всего лишь копия, а оригинал целый. Можете забирать.
— А эту зачем разбили? Она ведь тоже была прекрасна, — удивленно спрашивала девушка.
— Каждая вещь, настоящая вещь, в искусстве должна быть неповторимой и в единственном экземпляре…
На другое утро в маленькой, чисто прибранной мастерской было тихо. Мастер сидел за своим низким столиком, в удобном плетеном кресле, покуривал свою старую трубку и обдумывал будущее произведение. Не стоит ему мешать. Лучше придем к мастеру, когда он завершит свою очередную работу, а если не найдем времени, то придем в музей посмотреть на творение его рук, порадоваться и мысленно поговорить со старым мастером о жизни.
Ломтик дыни
На старой площади города шли строительные работы. Движение на примыкающей улице было односторонним. На другой стороне велось строительство подземного перехода.
Был жаркий полдень. Вокруг все гремело — работали бульдозеры, экскаваторы. Из котлована один за другим выезжали самосвалы с жёлтыми горбами грунта, похожие за завесой пыли на идущих по пустыне верблюдов.
Для жителей это было привычным явлением: город давно был большой строительной площадкой. Люди бесконечной
Нас было четверо только что демобилизовавшихся солдат, и решили мы в этом удивительном городе навестить своего друга, демобилизовавшегося на год раньше нас. Приехали без телеграммы, так как запамятовали его точный адрес. Рассчитывали только на то, что знали название его махалли — «Кукча»— и что он мастер резьбы по ганчу. Мы уже представляли, как приедем в старую часть города, найдем эту махаллю, зайдем в чайхану и спросим, где здесь живет наш друг Шерзод-усто, резчик но ганчу.
Но прежде всего мы решили посетить торговые ряды восточного базара. Л уж потом, отведав восточных сладостей, двинуться на поиски друга.
Мы не успели перейти центральную часть площади, как все движение остановилось. Милиционер с широким загорелым на солнце лицом что-то объяснял старику, удобно сидевшему на двухколесной арбе, заехавшей на полосу встречного движения. Старик размахивал длинным кнутом, но лошадь стояла неподвижно, низко опустив голову. Мы подошли ближе. Старик, пытаясь привести лошадь в чувство, сердито покрикивал. Л вокруг скопилось множество машин, которые, как стадо животных, выпущенных из зоопарка, рвались на свободу. Перед лошадью сигналила красиво украшенная яркими лентами свадебная «Чайка». Из нее выскочил высокий человек в черном элегантном костюме. Но не успел он подойти к лошади, как она шарахнулась в сторону, и арба только чудом не опрокинулась в глубокий котлован.
— Вы что, ребята, глазеете! — крикнул он. — Л ну-ка, смело взяли!
И мы, как по команде, обхватив арбу со всех сторон, оттащили ее от края котлована. А мужчина в черном костюме уже командовал впереди, чтобы развернуть арбу в обратном направлении.
Старик потянул за вожжи. Арба, проехав через площадь, остановилась на другой стороне, у обочины. Остановив арбу, старик замахал в нашу сторону руками.
— Зовет. Видать, еще что-то случилось, — сказал мужчина в черном костюме.
И тут только мы узнали в нем Шерзода.
— Ребята, как хорошо, что вы приехали! — закричал он от радости. — У меня свадьба. Женюсь я, черт возьми, сегодня. На самой красивой девушке нашего города!
Когда прошла первая радость, он сказал:
— Ну что, ребята, пошли сперва к старику. Нельзя его в такой день оставлять без внимания.
Старик был небольшого роста, с удивительно крепкими руками, в которых он держал большую желтую дыню. Лицо его украшали излучающие доброту, чуть запавшие глаза, которые, как видно, немало повидали в своей жизни радости и горя.
— Ты, сыпок, я вижу, сегодня женишься, — обратился старик к Шерзоду. — Возьми на свадьбу эту дыню, такой нигде больше нет. Уж извини старика, что потревожил в такой важный в твоей жизни день. Да и костюм, я вижу, ты испачкал.
— Ничего, отец, жена будет в доме, наведет порядок, — пошутил Шерзод.
— Да, сынок, ты прав. Жена наведет порядок. Но зависит это и от тебя, от твоего отношения к ней, — сказал старик. Вот вы знаете, что в жизни самое прекрасное? — неожиданно, внимательно посмотрев на нас, спросил он и продолжил: Я, например, думаю: мир человеческого общения. А проще говоря — человеческая доброта. Мне вот семьдесят семь. Иногда путаю имена своих детей, а в именах внуков и правнуков вообще разобраться не могу. Но вот имена добрых, хороших людей, с кем мне приходилось встречаться, работать, воевать, пусть им земля будет пухом, никогда не забывал и буду помнить до самой смерти.