Мне есть что сказать Вам, люди (Рассказы)
Шрифт:
— Эй, старик, хватит! Прекрати никому не нужную болтовню. Эй, слуги! Перед тем, как отрубить голову этим паршивцам, заставьте их принести мне из этого колодца кувшин воды.
Двое слуг грубо схватили старика за плечи и потащили его к колодцу.
— Подождите, — взмолился старик, — принесут шаху кувшин воды.
— Кто принесет? — громко спросил шах.
— Мальчик, — задыхаясь, ответил старик.
— Но ведь он глухой, старик. Глухой и немой, и бродит как шакал но пустыне, — вскрикнул шах и вновь расхохотался, чуть не свалившись с верблюда.
Слуги толкнули старика вперед, и он упал.
— Да я же сказал вам, ваше величество, — медленно поднимаясь, ответил старик, — воду в кувшине принесет мальчик.
И старик, подняв руки над своей белой бородой, подал мальчику какой-то непонятный знак, и тот побежал к колодцу.
Через несколько минут он нес полный кувшин с водой. Но шаху он кувшин не подал, а прошел мимо.
— Что ты делаешь, куда воду понес? — грубым голосом спросил щах.
Старик, улыбнувшись, ответил:
— Не торопись, шах, сейчас увидишь.
Мальчик пронес кувшин вдоль всего каравана и отдал его человеку, державшему повод верблюда с блестящими колокольчиками на голове.
— Что делает этот голодранец? — возмутился шах.
— Он все делает правильно, — ласково промолвил старик. — Он отдал кувшин с водой тому, кто вывел караван из пустыни.
— Разве он шах? — удивленно спросил шах.
— Нет, — покачал головой старик, — он не шах. Он караванщик. Его дед и прадед были караванщиками. И дети будут ими.
— Но он же не шах. А я шах! И мой дед, и прадед, и мой отец были шахами, — закричал шах.
— Никто и не спорит, ваше величество, — спокойно ответил старик.
— Так что же, старый осел, — не успокаивался повелитель, — по-твоему, караванщик выше шаха?
— И этого никто не сказал, — спокойно ответил старик. — Каждый делает свое дело. А вот без караванщика нельзя выходить в дальнюю дорогу. Хороший караванщик в пустыне знает дороги, ведущие к людям. А там, где люди, там яркое солнце, колодец с живительной влагой. Там веселые шутки, добрые детские сказки и незабываемые рассказы караванщиков после захода солнца в уютных райских уголках, утопающих в зелени чайханах.
— Ты что, старик, морочишь мне голову? Ты считаешь, что есть другая, лучшая жизнь, чем у шаха? — раздраженным голосом спросил повелитель.
— Жизнь не бывает хуже или лучше. Жизнь на земле одна, только ее надо видеть и слышать, и знать, для чего ты в эту жизнь пришел. Что принес и что унесешь, — ласково улыбаясь, отвечал старик.
— Я же не слепой и не глухой, — закричал шах так громко, что белый верблюд повалился на бок, подумав, что ему дали команду отдыхать. Шах свалился с двухгорбого верблюда и упал лицом в горячий песок.
— Эх, шах, — громче обычного сказал старик. — Вот тебе и кувшин с водой из нашего колодца… В жизни порой зрячие как незрячие. Понду я к караванщику, узнать, как живут люди в других краях…
Мастер
К старому мастеру приехал из города внук. В маленькой, но
— Дед, а дед, что это за вещичка?
— Пожалуйста, будь осторожен с ней, — предупредил мастер. — Сегодня она будет стоять в музее. — И подал внуку листок с синими чернильными записями.
— «Музей прикладного искусства приобретает у мастера…»- быстро стал читать внук. — И вдруг воскликнул: —Ого-го, неужели это глиняное корыто стоит 20 тысяч рублей? Ха-ха, дед, ты, оказывается, беспредельно богат. Подумать только! Дед, а дед, — продолжал он, — а ты можешь сделать 500 таких ваз?
Мастер, закурив свою трубку, молча улыбнулся.
Внук повторил свой вопрос:
— Дед, а дед, ты бы сварганил 500 штук?
— Зачем? — спросил мастер.
— Ты понимаешь, дед, мы с тобой могли бы их нашлепать. Представляешь, дед, 500 штук дадут нам миллион. Дед, понимаешь ты это?. — возбужденно говорил внук. — Ты не представляешь, какую мастерскую, нет, даже фабрику на этот миллион мы можем отгрохать.
— Подожди, не шуми так и отойди от вазы, пожалуйста, — тихо обратился внуку мастер. — Это кирпичи можно нашлепать на конвейере, хотя и кирпичи надо делать красивые, тогда и дома будут хорошие.
— Ха-ха, дед, — рассмеялся внук. — Какие кирпичи? Это невыгодно, это копейки, понимаешь? Надо шлепать вот такие вазы. Сделать одну пресс-форму — и шлепать. Вынимать их и разукрашивать — дело нехитрое…
— Э, не говори глупости, внук, — перебил мастер. — То, что можно нашлепать — это не искусство. То, что выстрадано сердцем и сделано в муках, — это неповторимое явление. Лишь это остается в памяти людей.
— Дед, о чем ты говоришь, какое искусство? — И вдруг, дочитав листок с синими чернильными записями, внук вскрикнул — Дед, ты что, совсем спятил? Как это вазу, оцененную в двадцать тысяч рублей, ты передаешь музею бесплатно, в подарок? Да ты же сумасшедший! Это же один, а то и два «Жигуленка»! Во даешь! — не мог успокоиться внук.
— Не горячись, — усмехнулся старый мастер. — В эту вазу я вложил весь свой опыт, знания, все, что я вообще мог вложить. Всю жизнь мечтал о ней. Переделывал сотни раз. И когда сделал, то понял, что она радует не только меня, но и людей. Конечно, не таких глупых, как ты. Ведь ко мне приходят мастера из разных краев, соседи, знакомые, чтобы посоветоваться, иногда даже поучиться. И тогда я решил передать ее в музей — пусть люди смотрят на нее и радуются.
— Ну ты даешь, дед! Если я расскажу своим друзьям об этом, они точно скажут, что предок у меня сумасшедший. Так вот, дед, что я скажу: или ты продаешь эту вещь в музей и поможешь внуку купить приличную автомашину, или ее у тебя не будет, — выпалил внук.
— Как это не будет? — заволновался мастер.
— Не будет — и все, понимаешь, дед? Глупый ты. Твой родной внук живет в двухкомнатной квартире, ездит на старой «Волге», а его родной дедуля делает царские подарки какому-то музею, — не успокаивался внук.