Мне есть что вам сказать
Шрифт:
«Я не обвиняю СМИ в том, что они раздули эту историю, – говорит Харрис. – Колонка была написана в Рождество, – объясняет он грустно. – Но мысль, что я не должен даже замолвить словечко за беднягу (Мэнди), мне и в голову не приходила. Я считал, что мое имя было связано с ним в хорошие времена, и теперь было бы некрасиво открещиваться от него».
Действительно. Именно Харрис первый склонил Мэнди к ошибке. Он привел его в Горнее место, Ноттинг-Хилл, и показал ему увеселительные заведения западного Лондона. В какой-то момент Харрис собирался купить ему дом.
Плохо ли, хорошо ли, но с борзописцем Харрисом что-то произошло. Он стал деятелем новых лейбористов. «Политика, – говорит он, – сейчас как во Франции в конце XIX
Он усматривает в критике Мэнди запашок пуританизма. «Ах ты, боже мой! – говорит он с притворным ужасом. – Кресло за lb1400. Они (критики) – новые большевики».
Но, конечно, есть определенная логика, когда начинаешь злиться на людей, которые повышают нам налоги, а сами защищены от реалий жизни миллионами Робинсона?
– Ну, – говорит он, – может, лейбористы и изменили налоги, но не существенно. Не так значительно, как это сделали бы Джон Смит и Хили.
Так какую этику он имеет в виду для журнала New Statesmen, библии босоногих британских зубоскалов? The Staggers (неформальное название New Statesmen), который бубнит о «третьем пути», теряет lb500 000 в год, тогда как The Spectator удвоил тираж и делает прибыль. Он хочет, чтобы The Statesmen читали с удовольствием, отвечает он, «но те самые характеристики, которые делают людей приверженцами левых взглядов, ведут к тому, что они не хотят выглядеть людьми, получающими удовольствие».
«Денежный мешок», как любовно называют Харриса, пишет биографию Джона Ле Каре, на которого чем-то похож, и заключил контракт еще на три триллера. Он клянется, что все это сочинительство и политика занимают только 20 % его жизни. «Я не хочу открывать газету и читать о себе, о том, как живу я и мои друзья». Но его 20 % – хотят.
Дженни Эгаттер
«Уф, – сказали мы, – и в чем нас винить?» Было жарко. По случаю окончания полугодия смотрели видео «Американский вервольф в Лондоне». На экране появилась Дженни Эгаттер, и, уверяю вас, у своих 12-летних зрителей она имела большой успех.
Мы топали ногами. Мы аплодировали. Мы пили за ее здоровье апельсиновый сок и закусывали печеньем Nice. Вот почему десятилетия спустя, когда поздно ночью я смотрю в полудреме какое-то звероподобное дискуссионное шоу и на экране появляется она со своим вздернутым носиком, я внезапно испытываю подъем, на меня накатывают воспоминания тех затаенных чувств. Даже сталинистские черты Гленды Джексон [323] меркнут на фоне ее очарования.
323
Гленда Джексон – английская актриса и политик, снискавшая известность исполнением ролей волевых, умных женщин в кино, телефильмах и спектаклях 1960-х и 1970-х гг.
Дженни Эгаттер говорит пылко, убедительно и – черт возьми – если верить субтитрам на экране, она представляет «Транспорт-2000», антиавтомобильный мозговой центр. «Было бы великолепно, – задумываюсь я, – убедить кое-кого появиться на последней полосе».
Это просто то, что нужно, разве нет? Так что представьте, что я чувствовал, когда на следующий день она действительно позвонила. «Это Дженни Эгаттер», – прозвучал ее мелодичный голос. В ее произношении фамилия прозвучала скорее как «Агата», чем как «гаттер» (gutter – водосточный
«По правде говоря, я всегда любила поезда», – говорит она и с любовью рассказывает, как ездила от Ватерлоо до Кэмберли, где училась в школе. Действительно, было бы ошибкой полагать, что Дженни Эгаттер просто одолжила свое имя в силу того, что была «ребенком железной дороги».
Она просто кипит от эмоций, если в Камберуэлле мимо нее мчится на скорости машина. «Я стою и машу кулаком или выхожу на дорогу, чтобы они сбросили скорость». Пока мы сидим в сумерках, с ее губ срываются в изобилии идеи относительно выделенных полос для специальных видов транспорта или относительно объединений автовладельцев. Она клеймит «отвратительную» практику, когда родители возят детей в школу и из школы на машине, и удивляется, почему супермаркеты не могут наладить движение автобусов по примеру IKEA в Нью-Йорке.
Она собирается ехать в Корнуолл и обращает внимание, что билет туда и обратно первым классом стоит больше, чем трансатлантический перелет. Она задавала вопрос Гленде Джексон, почему правительство субсидирует не снижение тарифов, а повышение прибыли ж/д компании Railtrack. «Отвечала она очень сложно», – говорит Дженни.
«Почему люди стоят и ждут такси по 15 минут, когда могут за это время дойти пешком?» Почему, хочет она знать, персонал на общественном транспорте не может понять, где он находится, вместо того чтобы держать схему остановок в голове? И по мере того, как ее пыл нарастает, до меня вдруг доходит одна мысль: в искусстве Дженни Эгаттер есть две большие темы. Это экологически чистый транспорт и нагота. Помните ее сенсационную роль в фильме «Орел приземлился», где она скачет на лошади на пляж, а потом сбрасывает с себя одежду? А затем была пьеса Equus [324] , в которой ключевую роль играют лошади и в которой Дженни опять снимает с себя одежду.
324
«Equus» – пьеса британского драматурга Питера Шеффера, 1973 г., в которой молодой человек одержим патологической страстью к лошадям.
Потом был фильм «Бродяжничество», в котором, как можно догадаться, герои скитаются в раздетом виде. Мы уже обсуждали фильм «Дети железных дорог» и ее смелое одобрение общественного транспорта. Фактически мы довольно хорошо рассмотрели первую ключевую тему ее творчества, транспорт. Мы добрались до сути проблемы, а именно: если суметь убедить большую часть общественности прекратить пользоваться своими автомобилями, то наступит момент, когда люди вдруг заметят, что дороги хорошие и чистые, и дорожное движение опять быстро возродится.
К этому моменту я пытаюсь мысленно сформулировать вопрос по другому аспекту, о наготе, и нахожу его довольно щекотливым (как наверняка и вы), когда мы раздеваемся, окунаемся… ах, ох.
В комнату входит очень крупный блондин.
«Привет», – говорит он вызывающе и с грохотом ставит большой черный портфель на пол. Я, как идиот, мямлю: «Я просто пользуюсь случаем взять короткое интервью у вашей жены».
«Ладно, – говорит Йохан Там, владелец отеля Cliveden, – а я просто воспользуюсь случаем по-быстрому выпить». Он проскакивает в кухню, наливает по бокалу белого вина для себя и Дженни и направляется к лестнице.