Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера
Шрифт:
Дух крылатый, дух вольный,
Беззаботно — бесстрашный
В сияющей выси
Над бездной.
Но во всем остальном у Шуберта и Бетховена, право же, много родственного. Оба поклонялись Красоте («Даруй красу и благо», — Бетховен, «Одна красота должна вдохновлять человека всю жизнь», — Шуберт), но нередко были далеки от канонов. Ни у кого из последовавших за ними гениев, даже у Брамса,
Боялся ли Шуберт смерти? Вот что написал он однажды своему старшему брату Фердинанду: «Разве смерть самое плохое, что может приключиться с нами, людьми? /.../ почитал бы великим счастьем приобщиться к непостижимой силе земли для создания новой жизни». Сам он умирал тяжело, судьба была беспощадна к нему до конца. Мы должны быть безмерно признательны Фердинанду — он внял предсмертному бреду брата: «Бетховен здесь не лежит... Бетховен здесь не лежит». Теперь они лежат рядом, в двух шагах друг от друга, без малого 200 лет и — навсегда. Спи спокойно, Франц, ты наверно не знаешь, сколь были пророческими твои слова: «Сладчайший Иисусе!..», сколько этих самых «насекомых» уничтожили «они» за ничтожные 200 лет, — сколько за все предыдущие века уничтожено не было. Как это ты еще говорил: «Жутко смотреть, как все кругом закостенело в пошлой прозе, как большинство людей смотрят спокойно на это и даже остаются довольными, скользя по грязи в самую пропасть»? Да, сколько нас, насекомых, по своей ли — по чужой ли злой воле еще окажутся в бездонной этой пропасти. Может быть это случилось бы и с тобой с Людвигом, родись вы лет на 100 позже: вас бы не пощадили в первую очередь. Но теперь «они» уже бессильны.
На твоем памятнике начертаны проникновенные слова твоего друга и тезки Грильпарцера: «Музыка погребла здесь богатство свое и еще более прекрасные надежды.» В одном он ошибся, Грильпарцер: похоронить бессмертие нельзя.
О огромное, соленое, гадючее
Море муравьиной суеты!
Взбаламученное склокой, злобой пенное,
И всего-то по колена, если вдуматься!
Но охваченные массовым безумием
Миллионы
тонут,
тонут
тут.
Где ты, друг? — на звук плыви,
За борт все, что тянет в скверну!
Слышишь? — скрипки...
Шуберт, верно?
Нам туда, за край земли!
А теперь разрешите предложить вам мой, не претендующий на интерпретацию шубертовских,
МУЗЫКАЛЬНЫЙ МОМЕНТ
Свет — и тьма,
Свет — и тьма,
Жизнь загадками полна!
Ослепительно
Свет — и тьма,
Свет и...
Ручеек бежит по полю,
Наслаждаясь солнцем вволю;
Между струй форель резвится,
В поднебесье вьются птицы,
На оранжевый цветок
Опустился мотылек.
Вдруг!..
Грозовая в небе тень,
Неужели это день!?
Свет — и тьма,
Свет — и тьма,
Ночь предчувствия полна!
И страшна и одинока в небе яркая луна —
Как таинственное око.
Свет — и тьма!
Свет и...
Ручеек бежит по полю,
Солнца вволю, всем раздолье!
В брызгах струй форель резвится,
В синеве ликуют птицы;
Точно неба лоскуток,
То кружится, то взметнется
Над цветами мотылек.
Вдруг!..
Заслонила небо тень —
Ночь не ночь, и день не день.
Свет — и тьма,
Свет — и тьма,
Ни покоя мне, ни сна.
Лик луны и дик и страшен
Среди туч — как грозных башен.
Света нет — одна лишь тьма...
Ручеек струится в поле,
Птицам, бабочкам приволье,
В токах струй форель резвится,
Веет легкий ветерок;