Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера, Горин Игорь

Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера

на обложку

Горин Игорь

Шрифт:

— Ни то, ни другое.

— Кто же тогда?

— Как говорил незабвенный Киса Воробьянинов, к литературе и музыке, которые я в данный момент представляю, моя профессия (которой я посвятил без малого 40 лет) отношения не имеет. Но я вырос в музыкальной семье: мать многие годы работала концертмейстером в школе им. Римского-Корсакова; отец, впоследствии один из основателей мощного радиостроения в нашей стране, в молодости был полупрофессиональным скрипачом, у обоих, не завершенное правда, консерваторское образование

— Видимо, вас с детства тоже обучали играть на каком-то инструменте?

— Тоже нет; у меня не было к этому ни интереса, ни явных способностей —

моими увлечениями были спорт и рыбалка.

— Как же вы тогда пришли к музыке?

— В 15 лет мать чуть ли не силком затащила меня в Большой зал ленинградской филармонии на вокальный концерт одной своей, очень известной в те годы, приятельницы. Концерт на меня не произвел впечатления, но очень понравилась сама атмосфера Большого зала. В следующий раз я пошел туда, уже не особенно упираясь, ну, а после сонатного вечера Святослава Рихтера и Даниила Шафрана, все в том же 1950 году в Малом зале филармонии, меня уже не надо было уговаривать. Постепенно музыка настолько вошла в мою жизнь, что стала, я бы сказал, ее самой неотъемлемой составляющей.

— Но вы так и не научились сами играть?

— Я слишком люблю музыку, чтобы играть ее плохо. А природного таланта, как у родителей, у меня, к сожалению, нет. Я вообще считаю, что большинство детей следует обучать — не играть, а слушать музыку, но этого-то как раз мало кто делает.

— И вы часто бываете на концертах?

— Часто, по несколько раз в неделю — в 50-60 гг. Потом все реже, а сейчас хорошо, если раз в году.

_ ?

— Во-первых, дорого. Во-вторых, сейчас в мире почти не осталось музыкантов-исполнителей того класса, что 20-40 лет назад. Ну а Рихтера, Хейфеца, Фуртвенглера и так далее я могу со всеми удобствами слушать дома, хотя и далеко не на самой совершенной аппаратуре.

— В ваших книгах, статьях, радиопередачах очень много стихов. В то же время вы дали понять, что литература, поэзия тоже не ваша профессия.

— Не профессия, да, но призвание, что гораздо важнее.

— Даже при беглом просмотре вашей новой книги видно, что стихи написаны столь образно, столь своеобразно и столь различно по стилю в зависимости от того, кому они адресованы, что читая их, подчас невольно начинаешь слышать музыку того или иного композитора: Баха, Бетховена, Шуберта, Дебюсси, Рахманинова и других. Как вам это удается?

— В этом как раз и состоит сверхзадача. Одна из последних моих радиопередач была посвящена Рахманинову и целиком состояла их его музыкальных и моих поэтических прелюдий. Так у многих создалось впечатление, что, не зная времени создания того и другого, можно было подумать, что музыка навеяна стихами! Вообще музыкальности стихов я придаю особое значение — независимо от их содержания. Из-за этого не всем легко их читать; люди не понимают, что стихи рассчитаны на исполнение: их нужно слышать, а не читать глазами бегло, без артикуляции. Когда-то меня называли «Чюрленисом в поэзии» — тот стремился передать свое музыкальное мироощущение с помощью линий и красок, ну а я — посредством слов вместо нотных знаков.

— «Чюрленисом в поэзии» вас назвал автор вступительной статьи к вашему сборнику «Соната счастья. Жертвенник». Книга вышла к 120-летию со дня рождения Чюрлениса в 1993 г. Автор статьи Юрий Шенявский особенно восхищен совершенством формы, тонкостью, живописностью и музыкальностью ваших поэтических миниатюр: прелюдий, этюдов. Вы пишите, наверное, не только о музыке?

— На самые разнообразные темы. Будь у меня возможность, я мог бы издать хоть сейчас 5-6 томов стихов, созданных на протяжении сорока с лишним лет. Среди них очень много написанных о

цветах, недаром у меня на Карельском перешейке уникальный, это признают буквально все, декоративный сад. На эту тему у меня издано, но, разумеется, преимущественно в прозе, несколько книг и журнальных статей.

— Сад это тоже ваше призвание или все-таки хобби?

— Конечно, первое, ибо не сад принадлежит мне, а я ему.

— Хотелось бы посмотреть.

— Милости просим, калитка открыта.

Галина Пржиборовская

Посвящаю Татьяне Дробовой

Эта книга не учебное пособие по музыковедению, она для тех кто любит музыку, поэзию, искусство вообще. В книге не так уж много общеизвестных мест о жизни и творчестве тех или иных музыкантов — в основном оригинальные представления поэта-автора, для которого музыка является высшим проявлением человеческого гения, искусство — предметом постоянных раздумий, а поэзия — средством постижения и выражения. Поэтому в книге немало перемежающихся с прозаическим текстом (частично озвученных ранее на «Радио Классика») стихов, они и проза взаимно дополняют друг друга. Такой подход кому-то может показаться непривычным — тем больше шансов, что вы сможете почерпнуть из этой книги действительно что-то новое.

«Музыка начинается там, где кончается слово.»

/Клод Дебюсси/

Мне как молитва эти имена:

Бетховен! Шуберт! Рембрандт! Леонардо!..

Не знаю — слышите: не знаю! — кто есть Бог,

И был ли сын ему Христос, воскрес ли он —

Не знаю!

Зато известно мне доподлинно, кого

Господь деторожденьем осчастливил

(Кто же еще, когда б не Он!):

То матери Чайковского, Шекспира,

Эль Греко, Моцарта, Чюрлениса, Шопена...