Мне не забыть

Свиридова Елена

Громко разговаривая по-английски, они на этот раз беспрепятственно проникли в гостиницу. Лера держалась непринужденно, ее вполне можно было принять за иностранку. Они поднялись на этаж, вошли в номер, и Юрген, усмехнувшись, сразу запер дверь на ключ. Было тихо, только откуда-то доносилась приятная музыка… В этот день все получалось легко и просто, никто не мешал влюбленным, словно какие-то высшие силы решили оберегать их покой и счастье.

Быстро раздевшись, они вместе забрались под душ, смеялись, брызгали друг в друга водой и прямо под душем стали заниматься любовью.

Потом они лежали рядом в постели и долго разговаривали полушепотом,

стараясь поделиться друг с другом всем, что касалось их прошлого и что было важным для них обоих. Юрген узнал, что Лера с детства мечтала стать певицей, еще совсем девчонкой выступала вместе с цыганским ансамблем, это были друзья ее матери. С ними было так весело и хорошо, она до сих пор не может их забыть. Потом они исчезли из ее жизни так же внезапно, как появились… Лера долго тосковала, оставаясь одна, вспоминала их песни, но однажды мать услышала, как Лера поет. Она почему-то ужасно рассердилась и заявила, что, если Лера не выкинет из головы эту цыганскую дурь, она покончит с собой.

Лера взрослела и видела много непонятного, абсурдного в поведении своей матери. Иногда с ней было просто невыносимо. Она бывала очень ласковой и нежной, а иногда ужасно несправедливой и вызывала у дочери смешанные чувства любви, жалости и ненависти. Может быть, мама стала такой, потому что ожесточилась на жизнь и боялась одиночества? Лера росла без отца, родители разошлись, когда она была совсем маленькой… Кем был ее отец и куда он исчез? Она ничего об этом не знала.

Вообще в истории семьи Голицыных было много странного, даже страшного, но Лера не стала рассказывать Юргену о том, что родители матери погибли в сталинском лагере, а мать с сестрой несколько лет жили в детском доме… Она боялась, что он не сможет это понять, да и сама она мало что знала и понимала… Конечно, ей хотелось разобраться в том, что происходило в ее семье, но заводить об этом разговор было совершенно бесполезно, он каждый раз заканчивался слезами и истерикой. Лера не желала причинять боль и без того несчастной и явно нездоровой матери. Так и не получив ответы на волнующие ее вопросы, она замкнулась в себе, а петь перестала совсем, чтобы зря не травить себе душу.

— Ты снова стала петь для меня? — спросил Юрген.

— Конечно! Я подумала, что так я смогу лучше всего выразить свою любовь к тебе! — Лера уже не пыталась сдерживать свои чувства.

— Какой я счастливый, — сказал Юрген.

Общаясь с Лерой, он все лучше узнавал русский язык. Он многое понимал, непонятные слова переспрашивал, и хотя сам говорил с ошибками, это его уже не смущало.

— Ты так хорошо знаешь русский! — хвалила его Лера.

— Спасибо моей маме! Она помогла мне познакомиться с тобой!

Лера попросила рассказать о его семье. И он стал рассказывать, немного запинаясь и подсмеиваясь сам над собой. Оказывается, многие считают, что его мать владеет русским лучше, чем немецким. Она еще хорошо говорит по-французски, а вот немецкий у нее с особым выговором. Правда, в Германии в каждой провинции — свой акцент, и он настолько различен, что иногда мы с трудом понимаем друг друга, словно говорим на разных языках! Семья Юргена в отличие от Лериной была счастливой и благополучной, мать с отцом обожали друг друга, любили своих детей, стремились дать им хорошее образование. Мать учила их иностранным языкам, прививала любовь к музыке. Отец занимался бизнесом, старшая сестра Марта работала у него на фирме. Хотя их семья была обеспеченной, дети со студенческих лет самостоятельно зарабатывали себе на жизнь, любая работа

считалась у них достойным занятием. Сестра подрабатывала сиделкой в больнице, а сам Юрген был даже уборщиком мусора. На вопрос Валерии, откуда знают русский его родители, Юрген ответил примерно так: «Мама жила в России когда-то в детстве, когда мой дедушка что-то строил в вашей стране. Потом она работала в школе, учила русскому немецких детей. Наверное, она выучила и папу». О том, что его отец во время второй мировой войны был в русском плену, Юрген решил промолчать, боясь отпугнуть девушку излишними подробностями из историй своей семьи, в которых он сам, сказать по правде, не очень разбирался. Знал он только, что его отец с сожалением вспоминал о своем участии в войне против русских, но вообще на эту тему говорить не любил.

Несмотря на то, что у каждого из молодых людей были свои тайны, связанные с драматическими судьбами не только их семей, но и стран, в которых они жили, разговор так сблизил их, что они чувствовали себя почти родными, и необычайная нежность друг к другу заполняла их души. Лере было так хорошо с этим молодым красивым немцем, как никогда прежде ни с одним мужчиной. Она ощущала себя в каком-то нереальном мире, где секс перерастал в нечто возвышенное, космическое.

— Я думала, так не бывает, — сказала она, уронив голову на грудь Юргена.

— Я тоже… — тихо ответил он.

Они заснули обнявшись, не в силах ни пошевелиться, ни оторваться друг от друга…

На другой день Лера, конечно, опоздала на работу. Счастливая, с гордо поднятой головой, она вошла в здание студии.

— Ты где пропадаешь? — бросилась ей навстречу Зина.

— Где хочу, там и пропадаю, — холодно ответила Лера, — но, как видишь, не пропала.

— Срочно иди к директору, — напыщенно произнесла Зина.

— Что, выговор за опоздание или премия за удачную съемку? Ты случайно не в курсе?

— Понятия не имею, велел тебя встретить, вот и все. Мне какое дело?

— Не хочешь составить мне компанию? — усмехнулась Лера.

— Нет уж, иди без меня. С меня хватит! У меня и так из-за тебя одни неприятности!

— Дура ты, Зинка, — сказала Лера презрительно, — думала, квартиру тебе дадут за твою бдительность и усердие? Ничего у тебя не вышло, вот и злишься. — Лера быстро направилась вверх по лестнице, а Зина осталась в вестибюле с раскрытым ртом.

— Опаздываете, Голицына, — сказал директор с упреком и какой-то странной печалью в голосе.

— Так получилось, извините… — Лера томно опустила глаза.

— Вам через полчаса в аэропорт, а вы гуляете, — проигнорировав томный взгляд, сухо сказал директор.

— В командировку? А как же наша передача?.. — пролепетала Лера, растерявшись от неожиданного поворота событий.

— Да какая командировка! В Москву!

— Но почему же? Что случилось? — У Леры словно все внутри оборвалось. — У меня практика только началась! И передача не закончилась! Что я такого натворила?! — спросила Лера со слезами в голосе.

— Да ничего вы не натворили! Вот, читайте. — Он протянул Лере телеграмму.

«Матери плохо, тяжелое отравление. Срочно вылетай. Тетя Жанна».

— Мне очень жаль, что так получилось, — смягчившись, сказал директор. — Вы способный журналист, а толком не поработали у нас. За контакт с немецкими кинематографистами могу вас только поблагодарить, — он странно усмехнулся, — нас вовремя не информировали, сами знаете — бардак… Сейчас разберемся с транспортом, заедете в общежитие за вещами, и в аэропорт.