Мне не забыть
Шрифт:
— Идите отсюда, халявщицы недоделанные! — закричала Наташа, схватила веник и замахнулась на них.
— Наташа, не надо с ними так! — испуганно закричала Зина. — Хуже будет.
— Ну, мы еще поглядим, кто тут недоделанный! — распалялась Клавка в предвкушении борьбы. — А ты не лезь, Зинка, без тебя разберемся!
— Наташа, не связывайся, черт с ними, пусть остаются! — сказала молчавшая до сих пор Лера.
В этот момент постучали в дверь, и вся гамбургская компания вошла в комнату.
Некоторое время все молчали, удивленно разглядывая друг друга. Первой заговорила Лера, стараясь разрядить накалившуюся атмосферу.
— Проходите, пожалуйста. У нас, правда,
— Теснота — не обида. Так у вас говорят? — улыбнулся Юрген.
— Почти правильно. В тесноте — не в обиде. Знакомьтесь. Мои подруги — Наташа и Зина. — Лера вела себя так, словно незваных девиц и не было в комнате. — Садитесь.
Четверо немцев, Наташа, Зина и Лера с трудом разместились вокруг стола на кровати и двух канцелярских стульях.
Юрген поглядел на девиц, стоявших в углу у двери.
— Слишком мало места? — он повернулся к Лере. — Я говорил правильно?
— Да мы так, на минутку, — замялась одна из них, — пойдем, Клавка, у меня щи на плите. Совсем забыла.
— Ладно, Маша, — уступила Клавка. — Пошли. Мы еще покажем этим залетным гордячкам!
На столе рядом с закусками появились всевозможные напитки, фрукты и свежие красные розы. Юрген уселся рядом с Лерой и, ничуть не стесняясь, обнял ее за плечи. Зигфрид молча ухаживал за Наташей, наливая ей пиво, подкладывая на тарелку закуски и иногда обращаясь за помощью к Юргену, когда ему хотелось произнести какую-то фразу. Он был изысканно-вежлив, остроумен, Юрген охотно переводил его смешные реплики и остроты. Скованность первых минут общения быстро прошла, всем было весело и хорошо, и даже вечно занятая и озабоченная Зина приветливо улыбалась симпатичному нагловатому Вернеру, который пытался говорить ей комплименты на ужасающей смеси немецкого с русским и то и дело, словно невзначай, дотрагивался руками до ее обнаженных коленей. Толстый добродушный Хайнц с удовольствием поглощал приготовленную девушками еду, запивая пивом прямо из банки, потом лениво развалился на кровати рядом с Наташей, за что тут же получил от Зигфрида какое-то колкое замечание, на которое ответил ухмылкой.
— Он говорит, здесь место на троих, — перевел Юрген на русский, — а два места уже заняты.
— Ну и что тут смешного? — вступилась Наташа за своего соседа.
Юрген перевел ее слова на немецкий, и все четверо вдруг захохотали, вызвав недоумение девушек.
— У немцев такой юмор, — объяснил Юрген по-русски, — как это лучше сказать — тупой и грубый.
Теперь уже смеялись все, потом Юрген, встав из-за стола, вытащил гитару из красивого кожаного чехла и стал перебирать струны. Разговоры стихли, и он запел свои веселые и незатейливые песенки о любви, глядя на Леру и коротко пересказывая по-русски их содержание. В этих песнях все было просто — он любит ее, она любит его, они расстаются и снова встречаются. Потом он пел на английском известные песни «Битлз», которые еще недавно в России были запретны и недоступны для большинства, потом попытался спеть по-русски, и все стали ему подпевать.
Устав, он положил гитару, все дружно выпили, и вдруг Лера осторожно коснулась струн и тихо запела чуть хрипловатым низким голосом:
Страстные речи он говорил мне,
Страстные речи он говорил мне,
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он меня…
Голос ее становился все чище, все сильнее, и все замерли, слушая ее. Вдруг она резко сменила темп, перешла
Ехали цыгане с ярмарки,
Да с ярмарки домой…
— Ну, тут усидеть невозможно! — воскликнула Наташа, сбросила туфли на каблуках и пустилась в пляс, с трудом находя свободное пространство в тесной, заставленной мебелью комнате.
Тут же отодвинули стол, убрали стулья, и все стали танцевать кто как умел. Даже Хайнц оживился, поднял свое грузное тело и с неожиданной легкостью стал выделывать невообразимые «па» вокруг Наташи. Увлекшись пляской, девушки только теперь заметили, что в распахнутой настежь двери стоят двое дюжих парней в майках, с наколками на руках, а из-за их спин выглядывают Клавка и Маша. Их вид явно не предвещал ничего хорошего. Танцы мгновенно прекратились, парни шагнули в комнату. Немцы, ничего не понимая, удивленно оглядывались. И во время этой короткой напряженной паузы Лера передала гитару Юргену, напела какую-то мелодию.
— Подыграй, пожалуйста, — попросила она и запела сразу, громко, протяжно.
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные, мрачные трюмы…
Юрген легко подобрал аккомпанемент и стал подыгрывать.
Парни в наколках остановились в некотором недоумении.
— Ребята, слова знаете? — неожиданно обратилась к ним Лера. — Я не все помню.
— Да вроде, — неуверенно сказал один, чернявый, с проросшей щетиной.
Я знаю, меня ты не ждешь,
Рвешь письма мои, не читая!
И встретить меня не придешь,
Забыла меня ты, я знаю! —
с блатным подвыванием громко запел другой, с кудрявой рыжей шевелюрой.
— Отлично! — Лера встала, подошла к нему. — Давай на два голоса!
— Ха! Давай! — согласился парень.
Надо сказать, получился довольно интересный дуэт. У парня оказался неплохой голос, и он сам так увлекся песней, что позабыл, видимо, зачем его привели сюда.
— А «Мурку» можешь сбацать? — вдруг обратился к Лере чернявый.
— Запросто!
«Мурка» пошла на «ура», подпевали все, кто как мог, а Лера расходилась все больше, приплясывала вокруг рыжего, изображая Мурку, схватила вдруг под руку чернявою, пропев басом: «С агентом из МУРа…»
— Зин, выйди на минутку, — позвала Маша.
Зина стремительно вылетела за дверь.
Рыжий сразу перестал петь.
— Баста! Пошли, Толян!
— Лады. Сваливаем.
Лера и Наташа с самым гостеприимным видом направились их провожать до двери. И тут Юрген внезапно произнес:
— На посошок! Я правильно сказаль?
Рыжий хмыкнул.
— Лады, — произнес чернявый.
Оба выпили молча, ни с кем не чокаясь, закусили колбасой и пошли к выходу.
— Кажется, обошлось… — прошептала Лера Наташе.
— У меня нет слов, это все ты… — ответила Наташа вполголоса.
Но тут Зигфрид произнес по-немецки какую-то фразу и посмотрел на Юргена.
Девушки встревоженно переглянулись.
— Он очень удивлен. Он говорит, что был в Париже в русском ресторане и слышал цыган. Ты поешь лучше! — перевел Юрген, обращаясь к Лере.