Мне нечего сказать
Шрифт:
— Как скажешь… — пригубила черного кофе Скарлетт.
— Сливки? Сахар?
— Не надо.
— Тогда кушай блины. В холодильнике есть мед, ягодный сироп и вишневый джем.
— Не хочу.
Скарлетт сложила тонкий блинчик в треугольник и целиком вложила его в рот, после чего сделала пару маленьких глотков горячего кофе. Приятный резонанс сладкого блина и горького кофе сделал своё дело, позволяя вздохнуть полной грудью. Она пришла в себя, даже нашла в себе силы улыбнуться и посмотреть на девочку.
— Во сколько нам нужно быть на месте?
— Кушай,
— Все так плохо? — улыбнулась Скарлетт, понимая, что дочь ничем не отличается от матери, которая очень остра на язычок и говорит так, словно ей на все плевать. Видимо, воспитание сыграло более значимую роль, чем предполагала Скарлетт. А думала она о том, что девочка, предоставленная самой себе, все же нахваталась манеры общения от матери.
— Ещё как, — хихикнула Луиза. — У тебя прическа, словно после взрыва нитроглицерина в руках.
— Была тяжелая неделя, — сказала Скарлетт. — Кстати говоря, во сколько Зибелль ушла на работу?
— В восемь часов, как и всегда. Ты что-то хотела у неё спросить?
— У меня же работа. Просто хотела уточнить, когда мне нужно будет подъехать к приюту.
— На этот счёт не волнуйся, — ответила Луиза. — Сегодня ты полностью в моём распоряжении, а если возникнут сложности, позвоним маме. Обещаю, мы хорошо проведём время вдвоём.
Действительно, вот счастье привалило, подумала Скарлетт. Она вложила последний блин, допила остатки кофе и встала из-за стола.
— Тогда схожу в душ и оденусь, — сказала она.
— Можешь не торопиться.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Скарлетт осмотрелась и обратила внимание на декор, в котором был построен дом. Стены, по крайней мере, на лестнице и втором этаже были обшиты лакированным деревом, а натяжные потолки похожие на медовые соты, прекрасно гармонировали с обстановкой, создавая из дома нечто похожее на улей. Так же она заметила прошлой ночью, что стены в гостиной тоже были обшиты деревом, но уже черным, а в спальне, в которой она провела ночь, всё покрасили какой-то до одури безобразной темно фиолетовой краской, плохо гармонирующей с белыми тюлями.
До совершенства чистая ванная, сделанная в лучших традициях современного декора, выглядела подобно безупречному айсбергу, блуждающему в мировом океане, не тронутому руками человека. Казалось, будто бы весь дом был вылизан до такой чистоты, что нельзя увидеть и крошечного изъяна, какой-нибудь мелочи, не вписывающейся в это совершенство, на подобии обычного следа от руки, сохранившейся отпечатком пальца на зеркале или стене, например. Похоже, эти французы помешаны на чистоте, генеральной уборки и всем, что с этим связано.
Разумеется, Скарлетт задумалась над закономерным вопросом. Кто же все-таки поддерживает эту чистоту, если мать все время на работе, а одиннадцатилетняя дочь, предоставленная самой себе, слишком занята наукой? Может быть, к ним приходит домработница, выполняющая обязанности несколько раз в неделю,
Включая воду в душе, Скарлетт услышала, как Луиза прибавила громкость музыки и включила что-то более современное, американскую певицу, часто посещающую радио эфиры, в которых её крутят до дыр. Музыка настолько популярная, что Скарлетт не смогла удержаться, и, наслаждаясь хорошим напором воды, стала напевать. Вскоре она выключила воду, взяла с вешалки вчерашнее полотенце и задалась вопросом, не дающим ей покоя до тех пор, пока дверь в ванну неожиданно ни открылась.
Оказалось, что музыка была слышна даже под напором воды только потому, что Луиза стояла прямо под дверью, а когда Скарлетт выключила душ, девочка решила заглянуть, чем вызвала небольшое смущение.
— Ты чего? — прикрываясь полотенцем, спросила Скарлетт.
— Она тебе нравится? — поинтересовалась Луиза, выключив музыку в телефоне.
— Кто? — задумалась Скарлетт.
— Моя мама.
Скарлетт завернулась в полотенце и вышла из ванной, задумываясь над тем, что спросила слишком уж любопытная девочка.
— Я отвечу на вопрос, если поможешь разобраться в одной мелочи, — ответила она. — Честно говоря, без понятия, как к этому относится и меня это начинает напрягать.
— Конечно, валяй, — улыбнулась Луиза, пройдя за женщиной в спальню.
— Вопрос может оказаться неуместным, но раз уж ты тоже заговорила об этом, я просто обязана спросить. Может быть, Зибелль рассказала, что я потеряла память? Тебе знаком термин амнезия?
— Допустим, — ответила Луиза. — Вообще-то, мама ничего не говорила об этом. Однако я знаю, что такое амнезия и понимаю, к чему ты клонишь. Не могу взять в толк только одно, при чем тут вопрос, который ты хотела задать?
— Я очнулась несколько дней назад, — суша волосы полотенцем, сказала Скарлетт. — И с того самого дня оказалось, что у меня есть жена, а ещё вокруг люди… короче, меня окружают одни лесбиянки!
— Тебя беспокоит окружение? — уточнила Луиза.
Нашла о чем спросить ребенка, подумала про себя Скарлетт.
— Оно меня не беспокоит, — сказала она вслух. — Сложно ориентироваться, когда не знаешь, как устроен мир. Сначала жена Нора, потом мать, кузина, а вчера твоя мама меня вообще поцеловала в щёку. Я уже не знаю, как мне реагировать. Ты девочка умная. Может быть, сможешь хотя бы дать представление о том, что значит любить женщину?
— Поздравляю, ты попала в современный мир, — улыбнулась Луиза. — На самом деле всем плевать, кого ты любишь. Например, если тебе нравится моя мама, можешь пригласить её выпить. Уверена на все сто, она точно не откажется. Ну а если нет, вернись к жене. Никто не скажет, как ты должна жить.
Скарлетт робко улыбнулась.
— Хорошо, спасибо, — промолвила она. — Можно тебя попросить?..
— Без проблем! Это останется между нами. А теперь собирайся, не хочу опоздать на конкурс.
— Сложно поверить, что тебе всего одиннадцать…. Ты такая умная.