Мне повезло вернуться
Шрифт:
Но только уверен — ангелы моей судьбы, те, которые знают, что написано у каждого из нас в книге жизни, успели что-то нашептать ему в уши…
— Ну, смотрите… Следующий!
И он отдал мне в руки карту, где в очередной графе было написано такое простое и такое важное для меня сейчас слово: «Годен». Годен! Я годен к службе в ВДВ!!! В этом коротеньком слове уже были заложены и прыжки с парашютом в ДОСААФ, и Фергана, и 56-я десантно-штурмовая бригада в Гардезе.
Этот неизвестный доктор вполне мог поставить крест на всем этом. Мог изменить всю
Военком
Я «годен». Сделан еще один маленький шажок в сторону Афганистана. Но сейчас для меня важно другое: после медкомиссии часть из нас собирают в каком-то коридоре перед массивной, обитой дерматином дверью. Видно, как раз тех самых, «стопроцентных»… Табличка на двери гласит: «Военный комиссар Киевского РВК г. Москвы». Теперь решать мою судьбу настала очередь полковника Мальцева. Ну, не подведи, товарищ полковник! По одному вызывают за дверь.
Кто-то выходит довольный, кто-то безразличный, кто-то грустный.
— Морфлот, блин… Три года, твою мать! А хотел в ВДВ…
Да, хреново дело — оказывается, радовался я рано.
— Шейнин!
Вот ведь ждал, когда вызовут, а все равно вздрогнул… Ну, поехали!
Подобное чувство я испытаю через год, вздрогнув от резкой сирены, когда выпускающий откроет дверь «Ан-2». А после следующей сирены по его команде нужно будет сделать несколько шагов к двери самолета… А потом шагнуть из него в пустоту… Но пока что моя главная задача попасть в этот самолет.
Вхожу. Большой «начальственный» стол. За ним крупный полковник и какие-то двое гражданских. Останавливаюсь метрах в полутора от стола. Приглядываюсь, изучаю обстановку. На столе стопка папочек. Личные дела? Полковник берет одну сверху, читает. Интересно, что там уже про меня написано?
— Вы признаны стопроцентно годным к службе. Где хотите служить?
— ВДВ, — не отвечаю — выдыхаю эти три буквы. Сколько я ждал этого вопроса!
— Как отнесетесь к направлению вас в школу сержантов?
— ВДВ?
Блин, вот меня переклинило. Тоже мне, фанат…
Он улыбается краешком рта…
— Да. Сержантская школа Воздушно-десантных войск.
— Я готов.
— Хорошо, идите. Через какое-то время вызовем вас на прыжки. Он что-то написал карандашом на «моей» папке и отложил в сторону.
Ликование, с коим я вышел от военкома, светилось, видимо, на моем лице.
— Чего довольный такой?
— ВДВ, сержантская школа!
Наверное, скажи военком, что идти в армию нужно завтра — не задумался бы ни на секунду. Но пока он сказал только про прыжки. Что ж, тоже клево…
Впрочем, встретиться с военкомом снова мне пришлось еще до прыжков. Не знаю, какие отметки он сделал на моем личном деле, но, похоже, мой «фанатизм» от него не укрылся. Во всяком случае, через месяц меня опять вызвали в военкомат. Я не сильно удивился, помня разговор про прыжки. Но оказалось, что дело пока не в них.
— Вы изъявили желание служить в ВДВ. Вас решено отправить в сержантскую
Признаюсь, вопрос застал меня врасплох. Военных в нашем роду не было. Во всяком случае, среди тех, кто не был для меня мифическим персонажем. И сам я как-то о карьере военного и поступлении в училище не задумывался. Учеба автоматически была связана для меня со временем после армии. С другой стороны, и однозначно отказаться тоже вроде не было оснований.
— Вы написали в анкете, что увлекаетесь японским языком.
— Да, изучаю. Интересуюсь Востоком, особенно Дальним…
— А вы знаете, что в Рязанском училище ВДВ есть факультет референтов-переводчиков? Там как раз тоже изучают иностранные языки. В том числе и восточные.
Нет, этого я не знал. Персонажи моих любимых фильмов про десантников, при всем преклонении перед ними, как-то совершенно не ассоциировались у меня с изучением иностранных языков. Особенно восточных. Вот Институт стран Азии и Африки при МГУ или Восточный факультет ЛГУ — понятно. Собственно, про них я и думал, но путь туда до армии был мне «заказан». А десантное училище?..
Неожиданно обнаружившаяся возможность совместить мои несовместимые, казалось бы, устремления — ВДВ и востоковедение — заслуживала внимания. И после некоторых раздумий я согласился, оказавшись на некоторое время на другом «конвейере» — с другими анкетами и медкомиссиями. Все их я успешно прошел — благо на «стульчаке» меня больше не крутили. И так бы, наверное, и поехал я в июле поступать в Рязань, если бы не одна встреча — как теперь понимаю, тоже не случайная.
Дядя Толя
Мы жили тогда в большой коммуналке в центре Москвы, и одними из наших соседей были мамина сестра с мужем и детьми. У ее институтской подруги муж был полковником ВВС. Дядя Толя был единственным военным, кого я знал относительно близко. Но посоветоваться с ним по поводу «предложения, от которого не смог отказаться», я не мог — уже второй год он служил советником в Ираке.
Но надо же было такому случиться, что в апреле на вилле, где жили наши советники, взорвался баллон с газом, дяде Толе сильно обожгло лицо, и на лечение его увезли в Москву. И как раз в мае 83-го, когда я уже готовился к выпускным экзаменам в школе, он оказался у нас в гостях. Естественно, я не преминул рассказать о своих планах.
К моему удивлению, дядя Толя отнесся к ним довольно прохладно:
— Артем, у каждого военкомата есть план вербовки курсантов в военные училища. Их задача — отправить тебя туда, а дальше ты их мало интересуешь. Поэтому не дают всю информацию. Ты ведь увлекаешься японским, так?
— Да, и они сказали, что в Рязанском училище ВДВ есть факультет референтов-переводчиков, где изучают и восточные языки.
— Правильно, есть такой факультет, изучают. Но ты же умный парень, подумай — много ли нужно армии десантников со знанием японского?