Мне повезло вернуться

Шейнин Артем Григорьевич

Заходим на территорию части, идем мимо каких-то складов. По ходу замечаю уже знакомые сооружения для отработки прыжков. Отлично. Солдаты, правда, все в панамах, но эмблемы в петлицах десантные!

Через 15 минут точно такие же панамы, а также х/б, тельняшки и ботинки выдают и нам. Переодеваемся прямо на улице. Свою одежду сдаем — кому она, интересно, нужна теперь? Вот и последнее, что связывало нас с домом, исчезло в темноте склада… Остался только пакет с захваченными из дома конвертами и ручкой.

Зато теперь на мне ТЕЛЬНЯШКА! Первый «настоящий» тельник в моей жизни! Интересно, когда дадут берет? Чтоб все, как у «красавцев»… Правда, пока

красавцами нас не назовешь даже с натяжкой. Новые х/б топорщатся, торчат из-под ремня во все стороны, как юбка. В панамах все выглядят, как клоуны. Непривычно… И вот этой клоунской толпой нас опять ведут в клуб. На сей раз в летний. На скамейках внизу уже сидит с десяток сержантов, ждут чего-то. Рассаживаемся. С любопытством смотрим на них. Они — ноль внимания. На сцене стол. За ним несколько офицеров — старлеи, капитаны. По одному начинаем подниматься на сцену, к столу.

Старлей с пышными светлыми усами смотрит куда-то сквозь меня:

— Фамилия?

— Шейнин.

— Гражданская специальность?

— Да никакой пока…

— Шестая рота! Следующий!

Спускаюсь со сцены. Невысокий, коренастый сержант окликает:

— Куда?

— В шестую роту.

— Сюда давай.

Подхожу. Возле него уже несколько пацанов — кого-то помню еще с самолета. Почему-то у некоторых довольно грустный вид. Но сержант весел:

— Ну что, поздравляю! Через три месяца туда.

— Куда?

— Куда-куда — в Афганистан. В августе уже туда поедете.

Сколько я думал об этом, переживал, как ждал этого момента и боялся его. Но и представить не мог, что все свершится так просто и так буднично. Воспитанное советскими фильмами сознание рисовало что-то вроде «Добровольцы, три шага из строя!». А тут… Да ладно, хрен с ним! Зато теперь ВСЕ! ВСЕ!!! Больше не о чем беспокоиться! Свершилось! Я в ВДВ и через три месяца буду в Афганистане. (Даже раньше, чем говорил Вася, — он в учебке пробыл полгода.) Пока я обо всем этом думаю, парней рядом прибавляется. И всех сержант встречает одной и той же фразой про «три-месяца-и-туда». Интересно, это он сам придумал или установка была — «шоковая терапия»? Теперь я понимаю, почему у некоторых такие кислые лица. Хотя таких совсем немного… А может, и не об этом грустят?

Вскоре в нашу сторону направился и спустившийся со сцены Пахом. Приветствие сержанта он воспринял совершенно невозмутимо. С этой невозмутимостью Сане вообще повезло… Даже Афган вошел в его жизнь без всяких волнений и переживаний. Впрочем, и мои волнения по этому поводу закончились.

Предчувствие стало реальностью, и началась совсем другая история.

Позже я пойму, что в то утро, 25 апреля 1984 года, для каждого из нас началась и совсем другая жизнь. Жизнь, в которой есть Афган.

Фергана

(24 апреля — 3 августа 1984 года, 387-й учебный парашютно-десантный полк)

— Товарищ майор, у меня было сотрясение мозга. Товарищ майор, у меня боли головные сильные. Товарищ майор…

Как он достал своими причитаниями, чадо. Только еще заплакать осталось…

— Товарищ майор, меня туда нельзя…

Над бетонкой ферганского аэродрома знойным маревом застыл горячий воздух. Жара такая, что в тридцати метрах все кажется уже миражем. Но все реально — мы, «курки» 6-й учебной парашютно-десантной роты, попавшие в первую отправку в Афганистан, выстроились в две шеренги в ожидании посадки в самолет. Рядом с каждым на бетоне лежит импровизированный «вещмешок», созданный из выданного нам новенького

бушлата, в который мы запихали все выданное перед отправкой имущество — парадку, сапоги, берет и т. д. Весь этот нехитрый солдатский набор — вот все, что мы везем с собой в далекий и загадочный Афганистан. Все, чем щедро снабдила нас Родина. А майор, к которому слезливо апеллирует наш поздно очнувшийся сотоварищ, прибыл за нами из Афгана и будет туда сопровождать. Интересный персонаж, не совсем соответствующий моему представлению о суровом вояке: когда в учебном центре мы строем шли к «Уралам», на которых нас доставили в аэропорт, майор шел рядом со строем и… мяукал. Да-да, мяукал! Хотя при этом ничто в лице его и мимике не выдавало этого. Что тем более повеселило всех, несмотря на смутную тревогу, с самого утра неумолимо заполнявшую собой все внутри.

Только что веселый майор, вдруг посерьезнев, произнес три-четыре дежурные фразы про «высокую честь» и «интернациональный долг». А потом вдруг спросил, есть ли среди нас такие, кто по каким-то причинам не может ехать для его выполнения в ДРА. Вопрос, видно, тоже был «дежурным», чисто формальным, как и весь процесс нашего направления в Афганистан. Зачем-то нужно было создать видимость, что мы вроде как САМИ принимали сознательное решение там служить.

Где-то после месяца службы всю роту посадили в тот самый летний клуб, где недавно нас всех в эту самую роту распределили. Раздали по листку бумаги. И мы под диктовку замполита написали заявление, что просим отправить нас для прохождения службы в Демократическую Республику Афганистан. Дата, подпись.

Поэтому майор, задав вопрос, был немало удивлен, услышав вдруг столь бурную реакцию одного из будущих «интернационалистов». У него явно не было предусмотрено никаких вариантов реакции на подобный случай. И потому выглядел он растерянным и беспомощным.

Неожиданно все это было и для нас. Казалось бы, за прошедшие три с небольшим месяца нас уже полностью лишили способности на какие бы то ни было индивидуальные проявления. Мы стали массой, одноликим строем, готовым выполнять команды и распоряжения старшего по званию. А в этой жизни старше нас по званию были все.

И когда из нашего строя после вопроса майора вдруг раздалось жалобное блеяние, мы удивились не меньше, чем он сам. Парень был, в общем, ничем особо не приметный на нашем общем фоне. Разве что тем, что даже на стриженной под ноль голове уже явственно обозначилась лысина, а из-под тельника выбивалась к шее не по годам буйная, курчавая растительность. Может быть, от этого казался он старше нас. Как-то солиднее, что ли. Тем неожиданнее была его выходка…

Странное дело, за двадцать шесть лет черты многих из тех, с кем довелось пересечься по пути в Афганистан, стерлись и помутнели. А этот — стоит перед глазами, как сейчас. И ноет, ноет… Раздражает не то, что он пытается отмазаться от Афгана, а то, что делает это так чмошно и нудно.

Отнюдь не все в этом строю горят желанием туда ехать. Как не горели желанием многие из тех, кто каких-то три месяца назад спустился со сцены летнего клуба, где их судьбу решили коротким и непонятным пока — «Шестая рота!»… Три месяца всего прошло, а уже трудно поверить, что было что-то до этого. Какая-то другая жизнь, с гражданскими проблемами, переживаниями. Смачно произнесенное коренастым сержантом «три месяца, и туда» как острый нож отрезало все предыдущее, сделав его незначимым и неважным. И предельно четко обозначало ближайшую жизненную перспективу. ТУДА — это в Афган.