Мне тебя надо
Шрифт:
Это нужно было прекратить тут же. Потому что грудь мою ни с того ни с сего начало распирать изнутри.
— Олеся, прости, давай не будем. Он не будет смеяться. Его не будет.
Она снова заплакала. Для нее это было реальное горе.
— Наверное, у нас и вправду мог бы получиться славный малыш. Поверь, мне тоже очень жаль, что все так получилось. Прости меня, пожалуйста, если сможешь.
Я высвободился. Она продолжала впечатываться в мою спину всем телом — грудью, животом, ногами. Тело ее по-прежнему было теплым и свежим. Но сейчас мне легче было бы, если бы к моей спине прижимались лезвия, чем она. Олеся гладила меня по волосам.
— Дениска, Дениска…
В
Олеся поехала провожать на вокзал. Мы, как всегда, приложили ладошки к стеклу. Она — снаружи. Я — изнутри. На улице стояла жара, а от стекла шел холод. Обычно, когда поезд трогался, она улыбалась. Стояла на перроне и махала рукой. В этот раз, когда вагон дрогнул, она сунула руки в карманы платья, развернулась и, не оглядываясь, пошла в противоположную сторону. Я впервые заметил, что она придавленно сутулится.
Я залез на свою верхнюю полку и уставился в окно. Там мелькало. Пустота внутри. Я не думал. Просто смотрел. Неожиданно обнаружил, что плачу. Я не понял, в какой момент я заплакал. Я ловил себя на том, что слезы стоят в глазах. Так иногда бывает. Но прежде мне всегда удавалось не заплакать, загнать их обратно. Сегодня не вышло. Возможно, слезы уже давно прорвались у меня из глаз. А я их просто не замечал. Так вот это как — плакать. Оказалось, это почти как секс. Стоит только начать — и ты уже не владеешь собой. Это захватывает. Точно так же забываешься. Исчезаешь из мира. Что-то приоткрывается новое в этом мире, когда смотришь на него сквозь слезы… Может, сексологи не врут, и 50–75 % женских оргазмов — симуляция. Зато женщины могут плакать. Я бы, пожалуй, обменял половину своих оргазмов на право плакать.
Я плакал, засыпал. Просыпался и снова плакал. Перед прибытием в Москву я собрался и на вокзале выглядел вполне нормальным. В такси я снова плакал. Таксист косился на меня с подозрительной усмешкой. Черт! Это было уже чересчур. Это надо было как-то остановить!
Дома никого не было. Тамара куда-то ушла. Я забыл предупредить ее, во сколько вернусь. Это даже хорошо, что ее здесь нет. И хорошо, что она здесь была — в ванной я нашел ее коробку бумажных носовых платков. Это оказалось вовремя. Я залез в Интернет, нашел телефон и записался на срочный прием к психологу. Он согласился принять меня сегодня же. Я вошел в кабинет и с порога заявил:
— Доктор, я плачу. Дайте мне что-нибудь, чтобы я перестал плакать.
— Что вас так расстраивает?
— Я отправил свою девушку на аборт и вот уже почти полсуток плачу.
— А вы что хотели — смеяться, что ли? У вас очень здоровая реакция. Естественная. Поплачьте. Ложитесь вот на кушетку и поплачьте.
— Вы издеваетесь?! — Я чуть не врезал этому седеющему благообразному «юмористу» в зеленом поло. Но приступ ярости тут же снова затопили слезы.
— Ничуть. — Доктор действительно был абсолютно серьезен. — Ложитесь, ложитесь. Поплачьте. Было бы гораздо хуже, если бы вы не плакали. Плачьте с чувством. Если хочется — в голос. Рыдайте. Здесь это можно.
Я не мог сопротивляться. Лег на его черную кушетку и реально полтора часа рыдал. Потом слезы наконец кончились и я немного успокоился. Башка болела. Я прямо чувствовал, как распухли веки. Было хреново, но одновременно как-то легче.
— Спасибо, доктор. — Я сел на кушетку. — И все-таки пропишите мне какие-нибудь успокоительные, чтобы я больше никогда не плакал.
— Конечно, я выпишу вам успокоительные. Вот только насчет «никогда
— Мужчины не плачут.
— Ага. И не какают. Забудьте эту глупость из дешевых боевиков класса «С». Я вам как доктор говорю: у мужчин есть слезные железы, вырабатывается слезная жидкость. Когда им по-настоящему больно, мужчины плачут. Все как у людей. Вот вам рецепт — это успокоительные капли. Понадобится — приходите еще.
Я заплатил за визит сто долларов. Это как-то отрезвило. Рецепт я выкинул.
Я поужинал в городе. Зашел в магазин и купил пару музыкальных дисков. Домой я возвращался уже вечером. В окнах горел свет. Тамара вернулась. Я открыл дверь и сразу понял: что-то не так. В прихожей стояли чужие мужские туфли и большая сумка. Я не разуваясь прошел на кухню. Там сидела Тамара. И Вадим. Они уставились на меня. А я на них. Тома очень медленно встала. Со стуком положила на стол ключи от моей квартиры, предварительно помахав ими у меня перед носом. И пошла в прихожую. Вадим так же сосредоточенно встал, полоснув меня взглядом. И пошел следом. Проходя мимо меня, он прошипел:
— Подонок!
Он уже прошел мимо меня, но вдруг внезапно развернулся и резко со всей дури заехал мне в левый глаз. Я автоматически зарядил ему хук справа. Метил в печень, но попал в ребра. Он отшатнулся и поразительно ловко впечатал мне в солнечное сплетение ногой. Я сложился пополам, хватая воздух. Влетела Тамара:
— Парни, остановитесь. Вадим, не надо, оставь этого козла, — запричитала она. И утащила своего хахаля.
Я отдышался, доплелся до кровати и рухнул. Лежал, смотрел в потолок. Сразил меня не столько пинок в живот. Я был поражен тем, что эти двое все-таки смогли. Им хватило силы стремления друг к другу. Она дождалась. Наверное, она специально попросилась жить у меня. Чтобы ждать его здесь. А он, несмотря на мои слова, все-таки надеялся и снова пришел. И нашел ее. Восемь месяцев я водил их за нос, а они все это время помнили друг о друге. Я думал, что так уже не бывает.
Фейс у меня был подпорчен. На время пришлось отложить встречи с акционерами и общение с журналистами. Волей-неволей оставалось только закопаться в казанском проекте, тем более что в этом была настоятельная необходимость. Из-за моих частых поездок в Москву процесс внедрения там действительно слегка пробуксовывал.
Хорошо еще, что командировку в Липецк удавалось передвинуть на начало октября. Собрание акционеров было назначено на середину сентября. Так что в нужное время я рассчитывал оказаться в нужном месте.
Олеся не звонила и не писала. Я ее понимал. Я бы на ее месте тоже, наверное, не захотел себя больше видеть. Для нее я теперь просто ссыкло и предатель. Я не льстил себе, что она могла меня понять. Катя тоже пропала. Не говоря уже о Тамаре. Слилась и Камилка.
Она больше не появлялась на «Мамбе». Похоже, переписка со мною как-то повлияла на нее. Причем, я думаю, слегка повернули ей мозг не мои ответы, а ее же собственные письма. Так бывает, я читал в книжках по психологии, что, когда человек пишет письма о своей проблеме, даже самому себе, он сам же и находит внутри себя решение. Терапевтическое письмо. Самой себе писать она, видимо, не умела. Подвернулся я как инструмент для самодеятельного психоанализа. Похоже, она решила все-таки еще раз попытаться полюбить того мужика, который у нее уже есть. Потому что в последних письмах она уже по полочкам разобрала, что у них там неправильно и как это можно попытаться изменить. Флаг в руки.