Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Шрифт:
И все же… Тысячи освобожденных узников считали Хрущева своим спасителем. Он распахнул тюремные ворота, он разоблачил тиранию. Это так. Вопрос в другом. Судя по всему, эти шаги предпринял бы любой другой лидер нашей страны, пришедший к власти после Сталина. Это был единственный способ завоевать расположение народа. Он сделал шаг вперед, а потом отпрыгнул назад на десять шагов. Отпрянул… Стратегом был никудышным. Впрочем, нам везло на таких…
Радиола
Жизнь между тем хоть и зависит от личностей тех, кто принимает
Я очень многому училась у сестры, она находила время ответить на мои вопросы, поговорить. Она сильно на меня повлияла в моем отрочестве. Повлияла по-хорошему.
Я любила слушать песенки, которые она наигрывала на пианино, и просила:
— Подпевай!
Помню, именно в ее исполнении я услышала впервые знаменитую песню «16 тонн». До сих пор помню слова русского перевода:
Сидим мы в баре в поздний час, Вдруг от шефа пришел приказ: «Летите, мальчики, на восток, Бомбите маленький городок». Ну, что ж, по машинам, Наш путь далек, А бомбы в люках — опасный груз: «Летите, мальчики, на Союз, Летите, мальчики, бомбить Союз»…У нас появился не только телевизор. Моим любимым предметом нашего быта стала радиола. Она представляла собой довольно громоздкий двухэтажный ящик. На первом этаже располагался радиоприемник с ручками поиска радиоволн и клавишами переключения программ. А на втором — проигрыватель для пластинок. У проигрывателя имелось три скорости. Старые, еще патефонные пластинки, проигрывались на скорости 78 оборотов в минуту. Большие, долгоиграющие — на 33,3 оборота. И была еще скорость 45 оборотов — для маленьких заграничных пластинок.
И сколько же у нас сразу всего появилось! И классика, и популярные песенки! Легко можно было купить латиноамериканские, итальянские и французские песни (в издании фирмы «Мелодия», разумеется). Американская и английская музыка пробиралась к нам другими путями.
Я любила, оставаясь одна дома, включать музыку и танцевать, подпевая, могла танцевать часами, не чувствуя усталости.
И еще одно из самых любимых развлечений: я путешествовала по радиоволнам. Включала приемник, и звуки далеких стран и континентов врывались в комнату. Я слушала, представляла, фантазировала… Моя карта мира оживала от звуков… Я мечтала о путешествиях, в которые отправлюсь, как только подрасту…
Ритмикой заниматься не будем!
Прозанимавшись год, мы взбунтовались против ритмики. Нам надоели бесконечные падеграсы и падеспани, эта вечная ходьба под музыку с приседаниями и наклонами. Ни вальсу, ни танго, ни чему-то другому ритмичка нас так и не научила. А окрики ее и прозвища, которыми она нас награждала, делались все злее и язвительнее.
И вот стихийно возникло протестное движение. Надо было собирать деньги на эти злополучные танцы.
Никто не испугался, никто не усомнился. Расписались все.
Кстати, предварительно с родителями эту тему никто не согласовывал.
Мы подали петицию Наталье Николаевне. Она посмотрела, улыбнулась и сказала:
— Ну, раз все твердо решили, я сообщу вашим родителям, что ритмики больше не будет.
— Ура!!! — завопили мы.
И больше ритмики действительно не было.
И это было правильно.
Трофимовы
Танюся иногда навещала Захара Трофимовича. Его отправили в отставку, он переживал: много мог бы еще передать знаний слушателям. Обида фронтовым офицерам и генералам была нанесена немалая. Каждый переносил ее по-своему. Лариса Ефимовна и Захар Трофимович воспитывали внука Тёму, сына дочки Ларочки, которая, выйдя замуж за офицера, жила тогда далеко от Москвы.
Тёму, никогда мной не виданного мальчика, ровесника, Танюся постоянно ставила мне в пример: он и послушный, он и примерный, он и кушает хорошо… Не радовали меня эти примеры. Я знала, что я, конечно, во всем окажусь хуже неведомого Тёмы. И ну его совсем…
Захар Трофимович умер внезапно, от инфаркта 21 февраля 1961 года. Ему было всего 63! Сердца сильных и деятельных мужчин часто не выдерживают обид и невостребованности.
Танюся страшно переживала его смерть. Поехала на похороны. На поминках посидела с его осиротевшей семьей. Ларочка прилетела на похороны отца из Германии, где тогда служил ее муж. Она едва успела на кладбище, к закрытому уже гробу…
— Бедный Тёмочка так грустил, такой стоял бледный, совсем потерянный мальчик, Захар Трофимович так его любил, так опекал, — сокрушалась Танюся, вернувшись.
Впервые упоминание о мальчике Тёме не было мне неприятным. Я жалела чужого мальчика и думала о нем: как он теперь будет жить, бедный?.. Мама с папой далеко, дедушка умер…
Гагарин
В четвертом классе мы учились во вторую смену. Учеников оказалось очень много — сказался бэби-бум пятидесятых. Вот и пришлось устраивать занятия в две смены. Какие-то классы начинали уроки в 8.30, а мы — в 13.30, после обеда. Тем, кто любил подольше поспать, это расписание подходило — лучше не придумать. А мне, ранней пташке, у которой голова лучше всего работает с утра, приходилось тяжко.
Гулять после школы — пожалуйста, после шести вечера, гуляй, сколько хочешь. Но уроки-то не сделаны! Это меня очень тяготило. А утром делать уроки казалось очень непривычно… Но делать нечего — пришлось.
Шла четвертая, последняя четверть учебного года. Солнечное утро. Я сидела одна дома и решала примеры. В вазе на столе стояли прекрасные белые нарциссы. Я очень любила эти цветы за их красоту, запах и весеннюю свежесть. Белые лепестки, желтая сердцевинка с ярко-красной каемкой — их я могла рассматривать, не отрываясь, без устали. Эти цветочки мы вчера купили с Танюсей для Натальи Николаевны. Их у метро продавала старенькая бабушка, очень задешево. И я попросила купить несколько цветков для любимой учительницы.