Мнемосина

Дьяченко Наталья

— Марья Теодоровна станет волноваться…

При этих словах я взглянул на Янусю, и собрался было обратиться к ней с тем же вопросом, но девушка склонилась к моему уху и зашептала:

— Маменька знает, что с вами я в безопасности.

И все же я не мог остаться безучастным к беспокойству Сибель. Я вызвался проводить их с братом до усадьбы, тем более что нам было по пути. Мы отправились двумя экипажами, затем, оставив Январу у дверей Небесного чертога, я пересел к Аполлоновым. Лизандр дремал, откинувшись головой на спинку сидения, Сибель зевала. Обратно я отправился пешком, пользуясь возможностью побыть в единении с миром вокруг. Шел не торопясь, перебирая в памяти события прошедших дней и размышляя о предстоящем

возвращении в армию. Выпитое шампанское делало мои шаги легкими, а мысли — радужными. Мнемотеррия казался особенной, вдохновенной землей потому, что здесь мне открылась любовь. Мне хотелось вернуться сюда не раз, но прежде следовало устроить дела, от которых зависело исполнение моих мечтаний и самых смелых сумасшедших планов.

Я надеялся, что медики признают меня годным к несению службы, теперь мне казалось, иначе и быть не может, поскольку передо мной забрезжила цель, ради достижения которой я готов был употребить все мыслимое и немыслимое усердие. По окончании военной компании или даже прежде, во время одного из наших краткосрочных отпусков, я намеревался упросить Звездочадского еще об одной встрече с его сестрой. Я вовсе не желал забывать Янусю, как она того опасалась, напротив, собрался писать ей ежедневно и чаял ответных посланий. В глубине души меня согревала надежда, что если я проявлю отвагу на поле брани, то со временем смогу предложить Янусе что-нибудь повесомее слов в подкрепление своих чувств.

Определив таким образом планы на будущее, моя деятельная натура требовала немедленных усилий, нацеленных к скорейшему их исполнению, и я уже жаждал очутиться в армии тем сильнее, чем сильнее мне хотелось вернуться в Мнемотеррию.

Глава 10. Бал у князя Магнатского

X. Бал у князя Магнатского. Чужие тайны. Вызов

Ярчей наследственных алмазов там блестят

Глаза бессчетные, весельем разгоревшись;

Опередив весну, до время разогревшись

Там свежие цветы свой сыплют аромат.

Красавицы летят, красавицы порхают,

Их вальсы Лайнера и Штрауса увлекают

Неодолимою игривостью своей…

И все шумнее бал, и танцы все живей!

Евдокия Ростопчина

В обратный путь мы с Габриэлем уговорились отправиться сразу после бала; зная, как ждут матушка и сестра приема у князя, Ночная Тень не хотел омрачать их радость своим отъездом. С раннего утра женская половина семейства принялась за сборы, поставив целый дом вверх дном: по лестницам метались горничные, меняя горячие угли в утюгах, пришивая пуговицы, отыскивая ленты и гребни, нагревая щипцы для локонов и выполняя тысячу иных дел, необходимых для появления в свете. В каретном сарае стучали молотками колесники, что-то подправляя и прилаживая, конюхи наводили последний лоск на холеных, откормленных лошадей, садовники охапками несли из оранжереи цветы, оставляя на полу поломанные стебли и листья.

Мы со Зведочадским поспешили ретироваться, пока нас не затянуло в бешеный водоворот домашних забот. Верно, в последний раз мы направились к реке. Утренний воздух был прозрачен и чист. Он лился внутрь без малейшего усилия с моей стороны, будто и впрямь, как говорили самые ученые из наших фельдшеров, я дышал не через горло, а всею кожей. Селемн пенился, свивал в косы белые струи, шумел, ворочался в своем каменном ложе, пытаясь устроиться поудобнее; то вдруг подхватывал гальку со дна и влек ее по течению вперед, а затем, натешившись, бросал. С берегов густым занавесом падали в поток ивовые плети; ажурно и нежно цвел миндаль, раскрыли свои бутоны яблони — не белые, как у нас дома, а заревно-розовые. Низко

над водой, задевая ее крылами, порхали маленькие звонкоголосые птахи.

Я остановился, достал кисет, скрутил две цигарки, протянул одну Звездочадскому. Ночная Тень поблагодарил меня, затянулся не спеша:

— Странная штука время. Оно схоже с рекой: то застывает, разливаясь маленькими ленивыми озерцами, то несется вскачь через пороги. А ты стоишь на берегу, смотришь вперед, строишь планы, и противоположный берег кажется тебе таким далеким. Но стоит на минуту забыться, и — рраз! — ты оказываешься по другую сторону потока и уже оттуда глядишь на себя-прежнего. Совсем недавно, быть может месяца три назад (а по ощущениям кажется, будто и трех ударов сердца не миновало), я точно также стоял рядом с вами и вспоминал Мнемотеррию: яблоневую зарю над рекой и цветущий миндаль. Она казалась мне столь же недостижимой, сколь и желанной. И вот я дома, гляжу на яблони, слушаю гул течения и вдыхаю пропитанный влагой воздух, и что бы вы думали, я счастлив? Нет, я считаю дни до возращения в армию. Самое позднее через пару недель (но я-то знаю, что всего пара ударов сердца пройдет) мы прибудем в расположение войск, и тогда меня вновь ухватит за горло тоска по родным местам.

— Что-то вас потянуло на философию, — заметил я. Цигарка моя прогорела и обжигала пальцы, но я не накурился. Тягучий, сладкий воздух Мнемотеррии был столь хорош, что ради веры в его истинность требовался контраст привычной горечи табачного дыма.

— Старею, видать, — флегматично пожал плечами Ночная Тень. — Как знать, может, права матушка, и мне впрямь пришла пора остепениться? Осяду в усадьбе, женюсь на Ангелике и годы (или несколько ударов сердца) спустя примусь тешить сыновей армейскими байками. И тогда, а я знаю это наверное, стану сожалеть о том, что остался здесь, а не там.

— Вы серьезно? Вы и впрямь хотите остаться?

— Да я уже сам не пойму, к чему стремлюсь. Время бежит, сердце отмеряет удары все быстрее. Как-то мне неспокойно, чего-то не достает. Когда я за тридевять земель от Мнемотеррии, то кажется нет на земле места прекраснее. Но едва возвращаюсь, и вот уже тянет прочь, прочь, прочь. Странное чувство — ностальгия: тоска не по тому, что было лучшим, а по тому, что было.

Возможно, отец Деметрий нашелся бы, что ответить моему товарищу, я же был плохим советчиком. Мне импонировал беспокойный, мятущийся дух Звездочадского, мой друг был таков, какими рисуют романтических героев, но едва ли я мог разделить его страсти. Жажда романтизма, приведшая меня в армию, со временем сменилась чувством долга, и это чувство, не менее осязаемое и значимое, все же имело совершенно иную природу. Я повзрослел на войне, а Звездочадский так и остался сумасбродом, не переменившись ничуть.

Я топтался с ноги на ногу, докуривая вторую цигарку. Ночная Тень избавил меня от необходимости выдумывать.

На имена,

На времена,

На обреченные ночи без сна

Память одна.

Светом озарена,

Словно в тумане

Мечтаний страна,

Тянет, и манит,

И тайны полна,

Но с каждым шагом все дальше она.

Так день за днем

К прошлому льнем,

Силясь угнаться за лунным лучом

В тщетной попытке спасти

Зыбкий свет.

Было — прости.

Было — и нет.

— Вновь Лизандр?

— Да уж куда без него! Лизандр — достояние Обливиона, хозяйки мечтают заполучить его к себе в салоны. Он безошибочно точно умеет давать имена явлениям и чувствам, о которых ты сам имеешь лишь смутное представление. А ведь он даже не был за пределами Мнемотеррии. Захоти Лизандр уехать, ему придется делать это тайно, иначе его просто не отпустят. Ему устроят здесь любой уголок империи или сопредельных земель, только бы он остался.