Мнимая беспечность
Шрифт:
Тут Аннелида остановилась, ей стало стыдно, оставалось лишь посмеяться над собой и успокоить разгулявшиеся не на шутку нервы.
Она подошла к окну и выглянула на Пардонерс Плейс. К дому мисс Беллами уже начали подъезжать автомобили. Был среди них один очень длинный и черный с нарядным шофером за рулем. Из него вышли двое мужчин. Сердце у Аннелиды учащенно забилось. Вот тот, с гарденией в петлице и есть Монти Марчант, а тот, высоченный и одетый неряшливо, не кто иной, как величайший театральный режиссер Таймон Гэнтри.
– Все! – воскликнула Аннелида. – Никакой больше ерунды, Золушка. – Она досчитала до шестидесяти и
Октавиус сидел за столом и читал, на коленях у него примостился Ходж. Оба были абсолютно довольны собой.
– Ну, что, успокоился наконец? – спросила Аннелида.
– Что? Успокоился? Да, – ответил Октавиус. – Спасибо, я абсолютно спокоен. Вот, читаю «Букварь Чайки» [15] .
– Что-то замыслил, да, дядя?
Он закатил глаза:
15
«Букварь Чайки» – книга английского драматурга и поэта елизаветинской эпохи Томаса Деккера (1572–1632), описание жизни лондонских модников и театралов.
– Я, замыслил? Ты это о чем?
– Да просто выглядишь, как кот, объевшийся сметаны.
– Правда? Интересно, с чего это вдруг? Ну что, идем?
Он столкнул Ходжа с колен, кот сильно линял. Пришлось Аннелиде снова взяться за щетку.
– Я бы не променяла тебя на все сокровища Великой Тартарии [16] , – сказала она. – Идем же, дорогой, нам пора.
У мисс Беллами приготовления к вечеринке заняли не меньше полутора часов и походили на манипуляции, которые проделывают в салонах красоты, где Флоренс, сама того не осознавая, выступала в роли Абигейл [17] .
16
Великая Тартария – термин, принятый в западноевропейской литературе и картографии для обозначения обширных областей от Каспия до Тихого океана и до границ Китая и Индии.
17
Абигейл (Абигайль) – библейский персонаж, третья жена царя Давида. Она была умной и расчетливой женщиной и знала, что красота женщин – сильнейшее оружие против мужчин.
Процедуры эти начались сразу же после дневного отдыха и поначалу проводились в строжайшей секретности. Мисс Беллами лежала в постели. Флоренс, тихая и молчаливая, задернула шторы на окнах и принесла из ванной множество флаконов и баночек. Аккуратно удалила макияж с лица хозяйки, затем положила на закрытые веки влажные тампоны и принялась наносить слой из кашицы зеленоватой стягивающей маски на кожу. Мисс Беллами попробовала завести с ней разговор, но безрезультатно. В конце концов она нетерпеливо воскликнула:
– Да что с тобой такое? Зазналась, что ли? – Флоренс молчала. – Ради бога! – воскликнула мисс Беллами. – Может, обиделась на меня из-за той утренней истории?
Флоренс нанесла слой на верхнюю губу мисс Белами.
– Эта дрянь страшно жжет, – с трудом пробормотала мисс Беллами. – Небось смешала неправильно?
Флоренс завершила наложение маски. Из-под нее мисс Беллами
– Ладно, пошла к чертям собачьим, дуться будешь там. – Затем она вспомнила, что во время процедур должна молчать, и лежала тихо, кипя от злости. Она слышала, как Флоренс вышла из комнаты. Десять минут спустя она вернулась и какое-то время просто стояла, созерцая зеленоватое невидящее лицо, затем принялась снимать маску.
Подготовка продолжалась в ледяном молчании, следуя давно устоявшимся многочисленным ритуалам. Лицо разглядывалось, как под микроскопом, с величайшим вниманием. Волосы подвергались нешуточным испытаниям. Объект обработки находился в умелых и тактичных руках. И во время всех этих весьма интимных манипуляций Флоренс и мисс Беллами сохраняли полное молчание и не выдавали своих чувств даже мимикой. И лишь когда все процедуры были закончены, мисс Беллами распахнула дверь перед своими придворными.
В прошлом на церемонии присутствовали Пинки и Берти: первая в роли особо доверенного лица, второй – в качестве советника на последних этапах ритуала. Сегодня они не явились, и мисс Беллами вопреки всякой логике ощутила раздражение. Хотя былая ярость и улеглась, осадок все же остался, осел в глубине подсознания. И она понимала: достаточно малейшего повода, чтобы гнев вновь выплеснулся наружу.
Чарльз прибыл первым и застал ее уже полностью одетой. На ней красовался алый шифоновый наряд, довольно замысловатое сооружение с драпировками и свободно свисающими полосками ткани, тактично маскирующими талию и бедра. Низкий вырез декольте в самой «интригующей» своей точке украшали орхидеи и бриллианты. Бриллианты присутствовали также в виде брошей и застежек, сверкающими сталактитами свисали из ушей, искря и переливаясь, обхватывали шею и запястья – словом, она была ослепительна, великолепна.
– Ну? – спросила Мэри и взглянула на мужа.
– Дорогая! – нежно произнес Чарльз. – Я потрясен.
Что-то в его голосе заставило ее насторожиться.
– Тебе не нравится, – пробормотала она. – Ну, говори, что не так?
– Да все просто потрясающе. Ты ослепительно хороша.
Флоренс открыла флакон с новыми духами и перелила его во флакон венецианского стекла с пульверизатором. В воздухе поплыл такой густой насыщенный аромат, что он казался почти видимым. Чарльз слегка поморщился.
– Считаешь, я слишком уж разрядилась, да, Чарльз? – спросила мисс Беллами.
– Всегда и во всем полагался только на твой вкус, – ответил он. – И выглядишь ты шикарно.
– Тогда чего ты скривился?
– Да этот запах. Пожалуй, с ним перебор. Он… ну…
– Что ну? Что с ним не так?
– Ну, немного не соответствует кругу, в котором мы вращаемся.
– Но это самый эксклюзивный и дорогой парфьюм на рынке.
– Мне не слишком нравится это слово, «парфьюм». Но в данном случае оно вполне соответствует.
– Сожалею, – высоким, почти визгливым голосом начала Мэри, – что ты находишь мой выбор слов столь не аристократичным.
– Но, Мэри, дорогая!
Флоренс завинтила крышечку пульверизатора и поставила его рядом с на четверть опустошенным флаконом новых духов на туалетный столик. А затем прошла в ванную комнату.
Чарльз Темплтон взял руки жены в свои и покрыл их поцелуями.
– Ах, – заметил он. – Вот это и есть твои настоящие духи.
– Последние капли.
– Придется подарить тебе еще.