Много шума из-за одного покойника

Харрис Шарлин

— Как это произошло? — Кровь отхлынула с моих щек, и я села напротив Элвы.

— Спасибо Господу за то, что имена потерпевших не публикуют в газетах и не объявляют в новостях, — сказала Элва. — Сейчас она уже дома, но Т. Л. считает, что ей надо было подольше побыть больнице — в психиатричке. Ей ведь всего семнадцать… А от ее мужа поддержки никакой — только бесится, что с ней такое случилось. Говорит, если бы она не вышла тогда из дому в лосинах, тот парень просто прошел бы мимо.

Элва, уставившись в кофейную чашку, подавила тяжкий вздох. Если бы

она посмотрела на меня, то, пожалуй, приняла бы за незнакомку, но я надеялась, что она этого не сделает, и как можно шире раскрыла глаза, чтобы удержать в них слезы.

— Он не прошел бы мимо, — едва выговорила я.

Погруженная в свое несчастье, Элва откликнулась:

— Я это знаю, и ее мать, да и ты тоже. Но мужчины всегда сомневаются, даже женщины иногда. Видела бы ты ту дамочку, жену Мюррелла! С каким видом она присутствовала на суде, хотя ей больше пристало бы сидеть дома, сгорая со стыда. Эта особа вела себя так, будто не понимала, что такого плохого натворил ее муженек, рассказывала репортерам, какая Сара… испорченная. Мол, все в округе знали, какова она, и Сара сама подзадорила его… — Элва заплакала.

— Но его осудили, — напомнила я.

— Да, — согласилась Элва. — Он рыдал, вопил и умолял во имя Бога. Правда, ему это не помогло и его все-таки посадили. Но когда-нибудь он выйдет, если только кто-нибудь из сокамерников не прикончит его, о чем я не перестану молиться, и пусть Господь покарает меня за это. Говорят, в тюрьме не очень жалуют насильников и педофилов. Может, однажды ночью его потихоньку укокошат.

Я узнавала и тон, и сами слова. На мгновение паника овладела мной, и я была даже рада, что Элва полностью поглощена собственными переживаниями. Моя рука непроизвольно легла на грудь и под лимонного цвета футболкой нащупала рубцы от шрамов.

— Элва, я могу у вас только прибраться, — сказала я.

— Вот и хорошо, — нетвердым голосом отозвалась она. — Так мы с тобой и поступим.

Три последующих часа мы наводили порядок в их маленькой квартирке, начищая то, что никогда не было грязным, и расставляя по местам то, что и без того стояло на месте. Элва в жизни очень ценит рациональность. Мне не раз приходила мысль — вот кому надо жить на корабле! Все лишнее без всякой жалости отправлялось за борт, а остальное было подчинено логической, компактной системе. Я восхищаюсь таким подходом, поскольку сама не чужда его, хотя не впадаю в крайности, как Элва.

«Но нельзя забывать о том, какие ограниченные у нее интересы, — размышляла я, протирая шкафчики в ванной. — Поэтому уборка для Элвы — одна из немногих отдушин, способов самовыражения. Она иногда вышивает, но без фантазии, не шьет, читать не любит, а к готовке и телевизору равнодушна. Остается только приборка».

Элва — предостережение мне.

— Как насчет прицепа? — спросила я, видя, что мы почти расправились с делами в доме.

— Что? — переспросила Элва.

— Мы всегда наводим порядок в автоприцепе, — напомнила я ей.

У Йорков есть передвижной вагончик, который они прицепляют к своему пикапу. Когда

супруги наведываются к дочери, то ставят машину на подъездную аллею. Они не раз признавались мне, что могут сами варить утром кофе и отправляться спать, когда им вздумается. Я припомнила, сколько раз за то время, что я у них работаю, оба заводили разговор о своей внучке Саре. Младшая в семье, она росла избалованной, а в прошлом году и вовсе учудила — выскочила замуж за своего сверстника. Но Йорки души в ней не чаяли.

— Помнишь, сколько раз Пардон придирался к нам из-за этого прицепа? — невпопад спросила Элва.

Конечно, я помнила. По бокам крытой стоянки, прямо возле дома, между стенкой гаража и забором есть пространство шириной примерно в корпус машины. Йорки спросили у Пардона разрешения поставить с северной стороны свой автоприцеп. Вначале он согласился, но потом отказал под предлогом того, что их вагончик загромождает стоянку и мешает прочим жильцам дома. Поскольку меня все это совершенно не касалось, я придавала мало значения их распре, но краем уха слышала, что Йорки не отступались, и сама видела Пардона на стоянке — он качал головой в адрес прицепа, словно выговаривая непослушному ребенку, и что-то вымерял вокруг него рулеткой. Пардон Элби был мастер делать из мухи слона, везде и всюду находил поводы для придирок. Как раз такой человек и будит лихо, пока оно спит.

Меж тем Элва не переставала плакать.

— Ты лучше иди, Лили. Из-за всей этой истории я в таком состоянии… сама не знаю, за что взяться. За последние несколько дней, пока мы ездили на суд, я будто побывала в аду. На следующей неделе мне уже полегчает.

— Конечно, Элва, — согласилась я. — Когда захотите повесить шторы или почистить прицеп, позвоните мне.

— Так и сделаю, — пообещала она.

Я не стала напоминать ей, что они мне задолжали. Факт был показателен сам по себе: щепетильная Элва всегда платила мне точно в срок.

«Вполне могу подождать и до завтра, — решила я. — Может, к тому времени их потрясение после суда над Мюрреллом немного сгладится. Но Саре еще долго придется страдать — не день и не месяц, а годы».

Не успев выйти из здания, я окончательно убедилась, что сегодня — не мой день. Навстречу мне к парадному входу спешила Дидра Дин. Я не перевариваю ее, особенно после нашей беседы, происходившей на прошлой неделе в прихожей ее квартиры на втором этаже. В тот день она заходила домой обедать и уже собиралась возвращаться в мэрию, где служит офисным клерком и этим, если можно так выразиться, кормится.

«Привет, домработница! — весело прощебетала Дидра. — Слушай, вот что я хотела тебе сказать. На прошлой неделе ты, кажется, забыла закрыть за собой дверь, когда уходила».

«Нет», — жестко ответила я ей.

Надежность — непременная часть моей работы, может быть, даже более важная, чем безупречная уборка.

«Этого я никогда не забываю. Вы сами могли забыть, а я — нет».

«Но в прошлую пятницу я пришла домой, и моя дверь была не заперта», — стояла на своем Дидра.