Много шума из-за одного покойника
Шрифт:
Сказать по правде, физически Пардон был мне всегда неприятен: слишком бледный, рыхлый, настоящий увалень, а отсутствие широты в его натуре лишь невыгодно оттеняет внешнюю хилость.
Фридрих меж тем рассматривал свои руки. Он сложил их ладонями вместе, переплетя пальцы, а локти упер в бедра.
— Что касается прошлой ночи, — пророкотал он, метнув на меня быстрый взгляд.
Он сидел на диванчике, а я — в кресле. Я не стала кивать или поддакивать, просто молча ждала продолжения.
— Вы заметили что-нибудь необычное? — Неожиданно он распрямился и поглядел
— Необычное… — Я попыталась изобразить задумчивость, но, судя по всему, преуспела только в показном упрямстве и поспешно продолжила: — Я легла спать около одиннадцати. — Так оно и было, в самом начале, до того как я обнаружила, что не могу заснуть. — Мэри — миссис Хофстеттлер — сказала мне сегодня утром, что на улице был настоящий переполох, но я, увы, ничего не слышала.
— Кто-то позвонил мне около половины третьего ночи, — вкрадчиво произнес Фридрих. — Женщина. Она сообщила мне, что в парке, через улицу от моего дома, лежит труп.
— Да?
— Именно так, мисс Бард. Мне думается, эта женщина что-то видела — например, каким образом труп оказался в парке. По моим догадкам, она испугалась. Возможно, даже знала, чьих это рук дело, побоялась убийцы или случайно наткнулась на тело Пардона Элби и не хотела, чтобы бедняга пролежал в траве всю ночь и утром промок от росы. Словом, кем бы она ни была, но по неизвестной причине проявила заботу о бренных останках Пардона. Я очень хотел бы побеседовать с этой женщиной.
Он ждал. Я изо всех сил пыталась казаться безучастной. Наконец Фридрих тяжело, устало вздохнул.
— Что ж, мисс Бард, вы ничего не видели и ничего не знаете. Но если что-нибудь вспомните, звоните мне в любое время дня и ночи, — крайне ироничным тоном добавил он.
Начальник полиции Клод Фридрих источал невероятную надежность. Я чуть было не решилась довериться ему, однако тут же вспомнила о прошлом и представила, как оно своим появлением разрушает ту здравую, уравновешенную жизнь, которую мне так нравилось вести в этом крохотном городке.
В тот самый момент я поняла, что от Фридриха добра не жди. Я вышла из задумчивости и увидела, что он по-прежнему ждет моих откровений. Ему было ясно, что я колеблюсь, рассказывать ли то, что у меня за душой.
— Всего доброго, — сказала я и встала, чтобы проводить его до дверей.
Вид у Фридриха при уходе был разочарованный. Шеф полиции больше ничего не спросил, но его серые глаза, еще раз задержавшиеся на мне, не таили злобы. Закрыв за ним дверь, я некстати задумалась о том, что за четыре года жизни здесь он был всего пятым человеком, посетившим мой дом.
В полшестого вечера по вторникам я убираю кабинет дантиста. Приехав в Шекспир, я жила на сбережения — на то, что осталось от оплаты медицинских счетов, которые не смогла покрыть моя страховка. Тогда я только-только начинала набирать клиентуру. Доктор Сайзмор задерживался до моего прихода, придирчиво наблюдал за моей работой, а потом запирал за мной дверь. Теперь у меня свой ключ. Сюда я приношу собственные моющие средства — доктору Сайзмору так удобнее, — поэтому беру с него немного больше, чем с прочих. Мне совершенно
Когда я решала, чем буду в дальнейшем зарабатывать на жизнь, уборка стояла последней в ряду допустимых возможностей, но за ней неожиданно обнаружились самые сокровенные стороны бытия. Я не только знакомилась с физическими нюансами из жизни своих нанимателей — например, доктор Сайзмор постепенно лысеет, его мучают запоры — но и невольно узнавала о них даже больше, чем сама того желала.
Иногда за работой я развлекаюсь сочинением несуществующей колонки для газеты «Шекспир джорнал», выходящей раз в две недели.
«Доктор Сайзмор недавно получил счет из одного интим-журнала. Медицина тут, понятно, ни при чем — значит, сами экземпляры он где-то прячет».
«Его секретарша Мэри Хелен Харгривз — местные произносят ее имя как Мэа Хелн — на работе красит ногти, а в обед читает английские детективы».
«У медсестры Линды Джентри сегодня закончилась упаковка противозачаточных пилюль, значит, в следующий раз я увижу в туалете тампаксы».
Только кому нужна такая колонка? Выведанные мною подробности ровным счетом никому не интересны, хотя я в числе первых узнала о том, что Джерри Сайзмор подал на развод. Повестки от адвоката лежали на столе доктора на видном месте. Или, например, на прошлой неделе я обнаружила, что, пока старшие Уинтропы отплясывали в загородном клубе, их сын Бобо приводил к себе кого-то для занятий безопасным сексом.
Мне известно множество разнообразных фактов, но я ни разу никому о них не обмолвилась — мне это даже в голову не приходило. Но то, что я узнала по поводу Пардона Элби… Наверное, об этом все же следовало рассказать.
«Этим ты себя разоблачишь», — нашептывало мне внутреннее чутье.
Моя нынешняя жизнь не бог весть какая яркая, но вполне сносная, и никакой другой у меня нет. Я делала попытки жить иначе, но теперь обрела самый подходящий вариант.
С кабинетом доктора Сайзмора я справилась к половине восьмого, заперла за собой все двери и поехала домой. Там я поужинала куриной грудкой с брокколи, посыпанной пармезановой крошкой, и булочкой. После легкой уборки у себя в кухне я послонялась по дому, взяла библиотечную книжку, но тут же ее захлопнула и окончила тем, что включила телевизор.
На часы я взглянуть забыла и как раз попала на выпуск новостей. Кадры на экране были из разряда худших: матери с орущими детьми на руках, бомбовые взрывы, тела на улицах в объятиях смерти. На первом плане возникло отчаянное лицо женщины, чью семью завалило булыжниками. Прежде чем мой палец успел нажать кнопку переключения каналов, слезы сами собой потекли у меня по щекам.
Долгие годы я вообще не могла смотреть новости.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ