Многогранники
Шрифт:
Взгляд Димки наконец стал виноватым. Помолчав, он произнес:
— А о чем вы говорили?
— Да так, — пожала плечами Маша. — Я фото в каюте увидела. Там ваши родители были. Он сказал, что они дружили. Ну и так по мелочи.
Взгляд Димки тут же стал колючим.
— Что еще говорил?
— Да больше ничего особенного.
— Маш, есть у Крестовского очень неудобная для жизни черта, — со вздохом произнес Димка. — Он не умеет врать. Я ведь могу и у него спросить.
— Придурок ты, Волков. Если бы ты так вокруг него не скакал, я бы в его сторону вообще не посмотрела. Ну пришел новенький и пришел. Учится, никому не мешает.
Машу в самом деле достали эти пляски вокруг Крестовского. А еще ей вдруг стало страшно, что если Димка не врет, то Крестовский может рассказать про бабушкиного соседа. Как потом объяснить, почему она рассказала ему такие личные вещи?
Маша решительно направилась ко входу в здание, бросив Волкова одного. Пусть прогуливает, если ему хочется. Она опаздывать не собиралась.
Первым занятием шел английский. Мамы в кабинете еще не было, группа же почти в полном составе сидела на своих местах. Крестовский поднял голову, когда услышал Машино приветствие, однако ничего не сказал. Вероятно, до сих пор не мог простить слова «стоять». Признаться, Маше было жутко неловко за это нелепое обращение, но сделанного не воротишь.
Она прошла к своей парте и, стараясь не смотреть в сторону Крестовского, выложила на парту «Театр», тетрадь, ручку. Кабинет английского был длинным и узким, поэтому столы были расставлены в два ряда: у окон и у стены. Крестовский сидел за третьей партой у окна. Маша с Димкой — за третьей партой у стены, так что стоило Маше занять свое место, как Крестовский прочно обосновался в поле ее зрения, и не замечать его почему-то было очень сложно.
Димка вошел в аудиторию и, не снимая с плеча рюкзака, направился в сторону Крестовского. В кабинете разом наступила тишина. Маша в оцепенении смотрела на то, как Димка подходит к читающему «Театр» Крестовскому и молча опирается ладонями о его парту. Крестовский оторвался от чтения и поднял вопросительный взгляд.
— На пару слов, — на удивление миролюбиво сказал Димка.
Крестовский, отодвинув книжку, встал и послушно вышел за Димкой из кабинета.
Все рванули к двери. Пожалуй, местный театр будет поинтересней моэмовского! В эту минуту прозвенел звонок, и проходивший мимо кабинета препод философии демонстративно захлопнул дверь перед носом любопытствующих.
— Машка, что у них стряслось? — налетели на нее одногруппники.
Маша в ужасе подумала о том, что не умеющий, по словам Димки, врать Крестовский сейчас сдаст ее с потрохами. Отмахнувшись от дергавших ее за рукава одногруппниц, она бросилась в коридор.
Крестовский и Волков стояли недалеко от двери и выглядели так, будто любое неосторожное движение может спровоцировать начало боевых действий. Маша на миг замерла, а потом решила, что уж лучше сейчас утащить Волкова, выслушать его ор, а затем надавить на чувство вины, которое в нем можно вызвать очень легко, чем расхлебывать последствия своей неуместной откровенности.
— Дима, пойдем, пожалуйста, — произнесла Маша, вклиниваясь между юношами.
— Пять сек, — отмахнулся Димка, не глядя на нее.
— Нет уж, разбирайтесь сами, — подал голос Крестовский, вероятно, в продолжение их разговора и развернулся, чтобы уйти.
— Стой. — Димка дернул его за плечо и тут же отступил, когда Крестовский крутанулся на месте. — Скажи-ка мне, чем вы занимались на яхте с Машей?
Машино сердце оборвалось, когда Крестовский перевел на нее нечитаемый взгляд.
— Я уже тебе говорила… —
— Маша, помолчи, будь добра. — Димка не глядя бросил рюкзак на подоконник позади себя и развел руки в стороны: — Ну же, Крестовский.
— Мы искали тебя, — четко произнес Крестовский, — потом просто разговаривали.
— О чем?
Крестовский не ответил. Димка приподнял бровь.
— О чем, Крестовский?
— В основном о тебе. Где тебя искать и… немного о родителях. Ничего важного.
Крестовский вновь посмотрел на Машу, но на этот раз напряженно и немного растерянно.
— Ты врешь, — вдруг сказал Димка. — Было что-то еще.
— Это… приватное, то есть… личное, — неловко произнес Крестовский, и, к ужасу Маши, на его скулах проступили красные пятна.
— Приватное? — издевательски повторил Димка. — С моей девушкой?
И вдруг расхохотался очень громко и очень зло. В опустевшем после звонка коридоре это прозвучало пугающе. Маше жутко хотелось, чтобы мама вернулась наконец из своего ректората и урок начался, потому что она не представляла, как развести этих двоих. Краем глаза она видела, что одногруппники высунулись из-за дверей и напряженно прислушиваются.
— А рассказать тебе, Маша, историю? — понизил голос Димка, не отводя взгляда от Крестовского. Тот прищурился, однако ничего не сказал. — Познакомился я однажды с девушкой. Любовь у меня была типа. Мне тогда пятнадцать было, но, сама понимаешь, любви все возрасты покорны и все такое. А потом я уехал из города на два дня. На два! Даже не на неделю. А когда вернулся, оказалось, что мой друг успел завести нечто… приватное с моей девушкой. Просто так. По приколу.
Димка продолжал смотреть на Крестовского, щеки которого уже просто пылали. Маша же переводила взгляд с одного на другого и никак не могла взять в толк, как это могло случиться, если Крестовский никогда не жил в Москве.
— Так что он специалист по приватностям, ага. Тебе там тоже, небось, приватное предлагал?
До Маши наконец дошло, что Димка рассказывает о причине своего конфликта с Крестовским. А заодно она вдруг поняла, что Крестовский и правда пригласил ее на ужин, хотя в этом не было никакой необходимости. И сейчас он, вместо того чтобы соврать, мол, поискали и все, сделал так, что Димка заподозрил их в чем-то неприличном. Вмиг все действия Крестовского предстали в новом свете. Маша потрясенно повернулась к Крестовскому и посмотрела на него снизу вверх, наконец осознав, что с ним сегодня не так. Тот был в очках в тонкой, почти незаметной оправе.
Крестовский, почувствовав ее взгляд, посмотрел в ответ. На его скулах ходили желваки. Видеть его таким было непривычно, но Маша все же верила, что воспитание возьмет свое, правильный до зубовного скрежета Крестовский скажет что-то нейтральное и уйдет, потому что это было бы лучшим вариантом. Однако в его обращенном на Машу взгляде вдруг мелькнула злость, и он, неожиданно схватив Димку за плечо, прошипел ему в лицо на грани слышимости:
— А знаешь, Волков, ты меня задолбал. Меня достало чувствовать себя виноватым за тот случай. Хотя это был спор, который ты сам затеял. Только почему-то об этом забыл. Меня задолбало чувствовать себя виноватым в том, что твои родители летели к нам, в том, что Юла перестала смотреть в твою сторону. А теперь еще это. — Он мотнул головой в сторону Маши. — То, что ты не можешь удержать своих девушек, — не мои проблемы.