Многогранники
Шрифт:
Роман смотрел на нее во все глаза, не зная, как реагировать. Маша же как ни в чем не бывало сбегала на кухню, намочила полотенце и принялась вытирать ему лицо, будто он был маленьким ребенком. Роман зажмурился, чувствуя жуткую неловкость.
Маша осторожно сняла с него очки и приложила к заклеенной пластырем переносице пакет со льдом, предварительно замотав его в полотенце.
Роман твердо решил не открывать глаза.
Он слышал, как тикают настенные часы, негромко жужжит холодильник, едва слышно дышит Маша… На фоне этой тишины его сердце
— Я могу тебе помочь? — вдруг спросила она, и он распахнул глаза.
Без очков общая картинка смазывалась, однако сидящую совсем рядом Машу он видел удивительно четко. Серо-зеленые глаза, выбившиеся из прически пряди и очень встревоженное, сочувствующее лицо. Это немного отрезвило.
— Нет, спасибо. Ты и так со мной сегодня провозилась. Извини за эту сцену. Небольшие неприятности…
— По-моему, не небольшие.
— Как много ты слышала? — спросил он, переводя взгляд на потолок.
Смотреть на девушку Волкова так близко было неуютно.
— Ту часть, что была на английском, я почти не поняла. А твой разговор с отцом… У твоих родителей проблемы?
— А тебе-то что? — огрызнулся он ее же словами.
Правда, какое дело ей, благополучной девочке, до его проблем? Вон пусть с Волковым своим разбирается. Маша вздохнула и, отняв на миг полотенце от его переносицы, приложила его вновь другой, более прохладной, стороной.
— Ты прав, меня это в общем-то не касается, — негромко произнесла она. — Но я бы очень хотела тебе помочь, если бы могла.
— Зачем? — Он распахнул глаза и сел прямее.
— Потому что ребенок не должен выглядеть таким несчастным, разговаривая со своими родителями, — вдруг ответила Маша.
Роман медленно отвел ее руку со льдом и, потрогав под носом, понял, что кровь уже не течет.
— Маша, — произнес он, отодвигаясь от нее вдоль дивана, насколько позволял журнальный столик, — чего ты хочешь от меня на самом деле?
— Я? — Глаза Маши удивленно распахнулись.
Либо она была прекрасной актрисой, либо же отец ошибался.
— А ты как думаешь? — спросила она.
— Это какая-то игра, да? — уточнил он.
Маша, как ему показалось, растерянно помотала головой, Роман же вдруг вспомнил о том, что в каюте Маша сама села на кровать, а потом засуетилась, испугалась и выбежала прочь. А что, если слезливая история про бабушкиного соседа была придумана на ходу, чтобы выбить его из колеи? Что, если на самом деле Маше нужно было просто остаться с ним наедине?
Сам Роман не попадал в такие истории, но слышал от друзей, что в смешанных школах и колледжах это довольно частая практика. В случае обвинений в домогательствах есть только слово жертвы против слова насильника. И закон, как правило, не на стороне последнего. Перед переездом в Москву отец предупреждал его, что девушки из необеспеченных семей могут идти на различные уловки.
Роман еще раз посмотрел на Машу. Она сидела слишком близко для незаинтересованной персоны. Что,
— Тебе пора, Маша.
Маша отвернулась, заправила за ухо одну из выбившихся прядей, собрала с пола полотенца и отнесла их на кухню. Роман, нацепив очки, пошел следом.
Маша аккуратно сложила полотенца на столешницу у раковины, убрала пакет со льдом в холодильник и направилась к выходу.
Пока она обувалась, Роман, чтобы чем-то занять руки, решил поправить сложенный на верхней полке шарф. Шарф соскользнул и упал к Машиным ногам. Роман не успел даже глазом моргнуть, как Маша за ним наклонилась.
— Я сам, — смущенно пробормотал он, думая о том, что Юле бы даже в голову не пришло дергаться, если рядом мужчина.
— Тебе предписан покой, — сухо произнесла Маша и, встав на цыпочки, попыталась положить шарф на полку.
Ее рубашка задралась, и Роман невольно взглянул на полоску кожи. Над ремнем джинсов были красное пятно и, кажется, ссадина.
— У тебя спина, — не подумав, ляпнул он и, забрав у Маши шарф, положил его на полку.
— Круто. Представляешь, у тебя тоже. Я лично только что видела, — все так же сухо ответила Маша.
Роман не понял, о чем она, но на всякий случай пояснил свою мысль:
— У тебя ссадина, кажется. — И тут его осенило: — Это после того, как Волков тебя толкнул? Ты же вроде в подоконник врезалась?
Маша одернула рубашку и принялась рыться в сумочке, делая вид, что не слышала его вопроса.
Роман вздохнул, мысленно обозвал себя придурком и пошел на кухню за пластырем и мазью. Да, правильнее было бы выставить Машу за дверь и забыть о ее существовании, но он подумал о маме. Та всегда любила, чтобы за ней ухаживали, заботились о ней. И Роман просто не мог допустить, чтобы девушке рядом с ним было больно, и не попытаться как-то это исправить.
Мысль о маме напомнила Роману о том, что у него есть проблемы понасущнее пребывания Маши в его квартире. Он знал, что отец вполне способен претворить свои угрозы в жизнь, но даже примерно не представлял, насколько отец может урезать его расходы. Если бы он не купил ноут три дня назад, у него сейчас была бы свободная сумма. Хотя… ноут ведь можно просто сдать в магазин! Он же еще даже не распакован.
Щелкнув пальцами, Роман бросился к стеллажу у кровати и схватил с нижней полки коробку с ноутбуком. Положив коробку на кровать, он рванул в гардеробную за свитером и, когда там зажегся свет, увидел свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Его футболка оказалась заляпана кровью. Взяв с полки чистую футболку, Роман сообразил, что Маша все еще здесь, и решил, что уместнее будет переодеться после ее ухода. Он попытался вспомнить, где переодевался в прошлый раз, и не смог. Хотелось бы думать, что в ванной.