Многоножка

Береснев Вячеслав

Тамара уставала, но всё равно необъяснимо чувствовала, как сильно её туда тянет. Она сама не вполне понимала, почему так сильно привязалась к едва знакомому месту. Может быть, в этом бардаке дешёвых декораций чувствовалось что-то для неё родное? Может быть, в «Стаккато» столько хороших вещей до сих пор не носили имён, и это требовалось исправить?

Доехав в среду до Сухоложской, Тамара пошла тем же маршрутом, что и раньше, пыхтя под тяжестью натёршего плечи рюкзака и мечтая его побыстрее снять. В среду учебники были, как назло,

особенно тяжёлыми. Преодолевая несколько «жёлтых» дворов, она вспоминала, как отреагировали родители на её слова.

– Ты с ума сошла?! – негодовала мама. – Ездить в такую даль?! Пожалей себя хотя бы! Ну хочется тебе в театр – ну запишись в школьный…

– Туда меня не взяли, я же сказала.

– Ну и всё тогда! Зачем себя мучить?!

– Потому что мне хочется именно туда, в «Стаккато».

– Тамара, ну ничего ты там не сделаешь! Пускай без тебя разбираются, а не вешают на тебя проблемы!

Сколько ни упрашивала мама отказаться от этой затеи, Тамара была непреклонна. И к самой себе безжалостна. И какая жалость могла быть, когда «Стаккато», только-только появившийся на горизонте, уже так сильно влёк её к себе?

Путь Тамары пролегал возле старых гаражей, которые осень засыпала жёлтой листвой. В ту пасмурную среду на краю гаража сидели вряд три голубя, что-то себе курлыкая и поворачивая неуклюжие головы. При этом двое голубей по краям были самыми обычными – серыми, а в середине сидел белоснежный, без единого пятнышка. Встав невдалеке, Тамара залюбовалась, а потом, кряхтя, сняла рюкзак (плечи вздохнули от облегчения), и медленно, чтобы случайно не спугнуть троицу голубей резким движением, достала Люциорус, лежащий в чехле в боковом кармане.

Тамара всегда носила его с собой. На всякий случай.

Включив, она навела объектив на голубей и щёлкнула кнопкой, сделав снимок. Затем ещё один. А когда она готовилась щёлкнуть третий раз – неразличимая тень порхнула на крыше гаража, спугнула голубей и взлетела с его края.

Конечно же, не взлетела. Просто кое-кто, совершив прыжок, секунду или меньше был в воздухе, а затем рухнул в кучу листьев внизу и глухо взвыл.

Положив Люциорус обратно в рюкзак, Тамара поспешила на помощь (хотя в её случае слово «поспешила» звучало чуть ли не анекдотично).

В листьях обнаружилось тело в чёрной куртке, в чёрных узких брюках, белых кроссовках и с тонкими бледными ладонями. Эти ладони, выглядящие почти что неестественно – первое, что запомнила Тамара, прежде, чем посмотреть на лицо, сморщившееся от боли.

– Уффф, – раздалось из кучи листьев, и Тамара поняла, что перед ней девушка. Или очень женственный парень – таких она иногда встречала.

– Ты как?

Незнакомка посмотрела на неё сердито – сама, мол, не понимаешь, как я? Она попыталась подняться, и у неё почти получилось – но затем, зашипев, она села и, всё так же морщась, схватилась за колено. Кажется ушибла.

– Больно-то как, ух-ух-ух…

Она подняла глаза.

– Здорово

Тамара

не нашла, что ответить, кроме как:

– П-привет… Что с тобой?

– Упала. Неудачно приземлилась. Поможешь встать?

Тамара неожиданно прыснула, показав сидящей девушке Стикер. Она хотела сказать что-то вроде «я не самая лучшая кандидатура, кого можно попросить об этом», но незнакомка и так это поняла, тоже неловко улыбнувшись.

Упираясь в листья тростью, Тамара слегка присела, подав руку девушке. Та схватила её, кряхтя, поднялась на ноги.

Ладони её были очень-очень мягкие, но холодные.

– Ух-ух-ух… – сказала девушка, словно раненый филин, – больно-то как.

– Сильно ушиблась? – участливо спросила Тамара. – Можешь опереться, пойдём. Здесь недалеко есть клуб, там, может быть, найдётся аптечка…

– Угу… Будет здорово, – согласилась девушка.

Тамара мысленно поблагодарила небо за то, что незнакомка не столь упряма, как она сама, и не настаивает на том, чтобы справляться с трудностями самостоятельно.

Они медленно двинулись к «Стаккато» по дороге.

– Вот не думала, что ты настолько сильная, хромоножка, – беззлобно усмехнулась незнакомка как-то по-пиратски.

– Меня Тамара зовут.

– Да, извини… Не хотела обидеть. Я правда тебе благодарна, типа того… Ух-ух-ух, – она снова болезненно поухала. – А меня Ксюха.

– И как тебя занесло на гаражи?

– Залезла.

– А зачем прыгала?

– Люблю прыгать, прикинь, – Ксюха рассмеялась так, будто объяснила очевидную вещь. – Доставляет.

– Любопытные у тебя хобби.

– Ну куда уж мне до тебя, хромоножка… Ой, блин, прости… Тамара, да? То есть, я реально люблю прыгать, не дуйся. Этот момент, когда ты на секунду отрываешься от земли… Это ж просто охерительно, да ведь? Ух-ух-ух, только бы не перелом…

– В следующий раз будешь думать, прежде, чем голубей пугать.

– Да брось, говоришь, как моя бабка! Зачем думать, если можешь прыгать?

– Ну ты не подумала – и теперь не можешь…

– Забей, заживёт. На мне как на собаке заживает.

У Ксюхи был бодрый, с лёгкой хрипотцой, мальчишеский голос. В любой момент времени она говорила так, будто проверяла собственное горло или демонстрировала окружающим его возможности. Такой, в целом, был и её характер, но тогда Тамаре только предстояло его узнать.

– А ты чего хромаешь? Тоже сломала чего-то?

– Да, вроде того… Давно уже. Теперь хожу со Стикером.

– Стикером? Это как наклейка?

– Нет… Это моя трость. Я зову её Стикер.

– Зачёт! А почему не Достоевский?

– Чего?…

– Почему ты не назвала её, например, Достоевским?

– Тебе не кажется, что называть трость Достоевским – это странно?

– А Стикером – так зашибись!..

– Да брось, кто вообще может назвать трость Достоевским? Почему не Бродским или Чарльстоном? Нам сюда, давай открою…