Многоточие сборки
Шрифт:
Кстати, со страху я все-таки обнаружила там то, что искала. В такие минуты внутренне мобилизуешься как-то и обычно выдаешь что-нибудь такое, чего нипочем не сотворила бы в нормальном состоянии.
В контракте, в пункте об оплате значится, сколько девочка должна получать, и тут необходимо смотреть, когда конкретно ей должны быть вручены деньги. Ведь если там стоит, что платить ей будут по завершении работы через шесть месяцев, то возникает резонный вопрос: а чем она будет питаться означенные полгода? Не из дома же мешок сухарей тащить.
Да
Поэтому в некоторых клубах поступают так: деньги мы тебе честно заплатим, все до последнего цента по завершении работы. А если есть хочешь, думай. Работу мы тебе всегда найти сможем.
Пойдет она на сторону калымить – поймают, побьют, обратно притащат. И ничего не сделаешь, контракт надо было дома читать.
Сию благую весть я распечатала на всех возможных сайтах, позже не раз помещала информацию в разные свои книги и даже как-то говорила об этом по телевидению и радио. А сама вышеупомянутая история есть в романе «Интернат боли». Вот как все перекручено.
Рассказывая про это, не боялась ли я?
Ни капельки, потому что к тому времени, как я начала открыто говорить о своей вылазке, никого из этой фирмы уже не было в живых. Прошли очередные и весьма своевременные бандитские разборки, и… преследовать меня оказалось некому.
Разве что во сне иногда ужас такой приснится. Все кажется, что на самом деле ни фига я не выбралась из того кабинета.… Ищу, ищу выход. А его нет…
Прощальные письма
Спортсмены, танцовщики, актеры – все мы привыкли менять площадки и амплуа. Сегодня ты играешь роль в родном театре, завтра эпизод в каком-нибудь сериале, послезавтра выступление в ночном клубе или на детском утреннике. Кто-то примеряет диковинный костюм в виде ростральной колонны на питерском карнавале, кто-то одевается Вини Пухом и шалит полдня на детском празднике. Не стала исключением и работа каскадером-дублером.
Нет, разумеется, никаких сверх-опасных трюков мы не делали, тут без профессионалов не обойдешься. А вот по мелочи: коня на ходу остановить, в горящую избу войти, падать, когда вокруг тебя сбились в кучу кони, люди, и прикидываться равнодушным мертвяком, чувствуя как сотрясается в сантиметре от тебя земля под лошадиными копытами и дешевой просроченной китайской пиротехникой. В общем, каждый развлекается как может.
Набирающие неквалифицированных каскадеров студии, обычно арендовали помещения под офис на том же Ленфильме, картотекой которого пользовались для поиска актеров. Разумеется, все это было бесконтрольно и малозаконно. Но на безденежье не то что под губернаторскую карету ринешься – с крыши низвергнешься, лишь бы за это платили.
Два дня я отработала на картине, получив за это вполне приличную сумму, а на третий свалилась на моих киношников какая-то злющая комиссия, и трясла их, пока сверху генеральный спонсор не просыпался «зеленью».
После чего всем нам был дан сигнал явиться на работу имея при себе письмо, что мол, такой-то или такая-то будучи в здравом уме и твердой памяти…
Документ следовало уложить в полиэтиленовый пакетик и во время всей съемки держать в нагрудном кармане.
Поворчав и, как обычно, смирившись с неизбежным, мы накатали «прощальные письма» и явились с ними в администрацию.
Нимало не смущаясь своей ролью, толстая помрежка в очках-телескопах и плохо сходящейся на груди и животе дубленке принимала нас согласно образовавшейся очереди.
– Написала?
– Написала.
– В полиэтиленовый пакет положила?
– Положила.
– Это еще не всё. – Она вздохнула, поднимая на меня полные теплоты и материнской нежности глаза в «телескопах». – Обязательно запаяй его, а то, как мы потом...
Параноик или все же… снайпер
Всегда считала себя великой искусницей разрывать отжившие связи. Раз – и нет, хлопнула дверью и забыла. Сказала – отрезала.
Не сразу, конечно, забыла. Рана еще долго болит, место среза кровоточит, но что поделаешь, тут уж что-то одно: либо порвать и потом маяться, пока не зарубцуется, либо терпеть долгие годы в надежде, что само отсохнет.
Давний роман, роман, которому в реале был месяц или два, затянулся, продолжая напоминать о себе уже после своей смерти, после разрыва. Человек звонил, осыпая проклятьями меня и мою семью, то и дело доставал моих знакомых и друзей.
И главное, сделать ничего не можешь, как в песне «сумасшедший, что возьмешь», выльет ведро дерьма, исчезнет на полгодика, считай – повезло. Обтекаю…
Разборки не чинила сама и никого не просила вписываться, сезонные обострения – они всегда резкие и неприятные, а человек по жизни талантливый, безумие – плата за талант.
Звонил, иногда просил о встрече: появиться на пути, вильнуть хвостом и опять исчезнуть. Карма…
Я почти уже привыкла к выкрутасам своего бывшего, привыкла к мысли, что «только смерть разлучит нас», но тут стала замечать, что и меня саму вдруг стали терзать странные предчувствия, непонятные и незнакомые ранее ощущения. То, возвращаясь ночью с репетиции, вдруг кажется, что кто-то идет за тобой, так что оглядываешься, оглядываешься, оглядываешься… пока не навернешься на какой-нибудь колдобине или же пока прохожие не начинают пальцами показывать – вот очередная городская сумасшедшая. Или вдруг возникает ощущение, что за тобой установлена форменная слежка.
Почему-то это чувство усиливалось в театре, где я в то время работала. Буквально стоило подойти к окну в танцзале, как появлялось четкое ощущение взгляда, направленного ровнехонько в переносицу. А по дороге в театр, когда я шла по Пушкинской улице, все казалось, что вот-вот кирпич на голову свалится или пьяный из подворотни выскочит.
Дорога из театра тоже не радовала, поэтому я специально ускоряла шаг, чтобы как можно скорее достичь безопасного метро.
– Наверное, в прошлой жизни ты уже была здесь и что-то плохое сделала, – вяло предположила работающая со мной танцовщица Яна. – Убила кого-нибудь.