Многовластие

Иванов Виталий Александрович

– Эти рабочие, как ртуть, то собираются, то разбегаются. Они и себе, наверное, не могут объяснить, чего хотят.

– Зато мы понимаем, что за их бездельничество кому-то расплачиваться придется. Где прибыль, с которой им платить зарплату?

– Могу только сказать, что прибыли мало, а убытков много. Производительность труда по сравнению с довоенным уровнем упала на сорок пять процентов. Если выплатим по среднему заработку за время забастовки, как они того требуют, то не расплатимся за металл и уголь. А в кредит нам никто не даст.

К

проходной подъехал автомобиль. Подошел одетый в черный костюм человек с портфелем.

– Забастовка, говорите, Андрей Петрович? Нам в Исполнительный комитет уже сообщили. Бастовать нельзя. Война-с. Зовут меня Лисянский Евгений Борисович. Собирайте профком.

– Его и собирать не надо. Вот они, – ответил Андрей, показывая на шатающихся недалеко людей.

Подошли несколько человек. Профсоюзные лидеры, заводилы стачек. Решили собраться в зале заводоуправления. Набралось много людей. В президиуме, помимо руководителей, сидели шесть человек: по три от бастующих и три от Совета, приехавшие вместе с Лисянским. Шла бурная дискуссия. На нападки забастовщиков отвечали руководители предприятия.

– Сразу скажу, что Петросовет в данный момент не заинтересован в забастовках, потому что они способствуют снижению обороноспособности страны. В то же время, справедливые требования бастующих должны быть удовлетворены.

– Работать на условиях нынешней оплаты труда мы отказываемся, – говорил представитель рабочих.

– Так увольняйтесь! Мы не можем вам платить больше того, что установили после трехкратного повышения ставок, – отвечал управляющий. – Вы в законах экономики что-нибудь понимаете? Нам придется предприятие остановить.

– Так вы нас увольняете? Локаут? – с вызовом спросил председатель стачкома. Он был одним из тех, кто сидел в Президиуме.

– Я этого не сказал, – парировал Андрей.

Другой член Президиума, Уличанский Борис, с перекошенным от злобы лицом, обратился к залу:

– О чем буржуи говорят! У них средств нет! А дети в заграничные платья одеты. И обедают, наши буржуи, в ресторане, небось. На нами заработанные деньги.

– В ресторанах во время войны кушают не такие, как мы, – буркнул Андрей, но его не слушали.

– Все у них есть, – кричали из зала. – Прибедняются!

– А что скажет Примирительная камера, или как ее там? – послышался громкий голос из зала. Об этих органах новой власти было известно на заводе.

Евгений Борисович встал из-за стола.

– Да, именно так, Примирительная камера. Ввиду сложности положения, примирительная камера решила передать завод под совместное управление фабзавкома и заводоуправления. Сколько можно бастовать! Вы, господин Управляющий, должны представить завкому все документы по предприятию. Бухгалтерские книги, договоры, ведомости. Познакомить с поставщиками и так далее.

– Получается, я себе уже не хозяин.

– Если и дальше не будет порядка в управлении предприятием, будем лишать права собственности. Такое уже не редко

встречается у нас. Революционная власть не будет церемониться!

Евгений Борисович обратился к залу:

– Надеюсь, все удовлетворены. – Зал ответил неопределенным гудением. – Тогда хватит митинговать, приступайте к работе.

– А как же наши требования?

– Фабзавком разберется с делами и в ближайшие дни доложит вам. Согласны?

Вновь неопределенность прозвучала в ответ.

Глава десятая. Социализм в моде

Андрей появился у Новожженовых в обычный час – около семи вечера. Хозяин дома Виктор Андреевич, пожилой человек, бывший судья, крепкий на вид, был всегда рад хорошим знакомым, как и его жена, Надежда, и их служанка Вера. Трудные времена накладывали отпечаток на гостеприимство. Не стало прежних застолий. В лучшем случае перебивались чаем с сухарями да деревенскими запасами грибов и варенья. Но радушие дома привлекало старых посетителей. Гостям здесь были всегда рады. Андрей после событий на вверенном ему заводе едва видел, куда шел. Ноги, как обычно, привели его в дом его приятеля Алексея.

В просторной комнате расположилось уже несколько человек. Он поздоровался с хозяевами, а затем обошел присутствующих и каждому протянул руку.

– Не видно жизнерадостности на твоем лице, – посочувствовал ему после приветствия гость семьи Уфимцев Сергей. – Что-то случилось?

– Произошло самое наихудшее, – с тоской проговорил Андрей.

– Неужели завод взорвался? – пошутил Николай Измайлов. – Худшего не бывает.

– Ничего вы не знаете, – вмешался Новиков Евгений. – Я уже в курсе. Завод цел. Но поменял хозяина. Так, Андрей?

Все с сочувствием посмотрели на бывшего управляющего.

– Неужели это так? – спросила Антонина Новожженова. – Вы же ночей не спали с этим заводом. Все таланты и деньги в него вложили. Кто же теперь хозяйничает там?

– Считайте, что никто. Не всем знакомо такое название: фабзавком. Вот он в лице его председателя и есть хозяин

– А вы кто? Такого не может быть, чтобы запросто, без решения суда лишать собственности, – решила Антонина.

– Сейчас другие времена и другие обстоятельства, – сказал Новиков. – Теперь в моде социализм. А что это такое? Социализм – значит общественная собственность. Общественное считается выше единоличного.

– Хотелось бы узнать, чем общественное выше! – поднял голос Николай. – Как я понимаю, общество состоит из индивидуумов. Это как моя рубашка из нитей. Конечно, нити еще не рубашка. Но и рубашка – это не только нити. Чем же одно выше другого? – Ничем!

– Я теперь наемный работник на бывшем моем предприятии. Правда, окончательное решение еще не принято, но думаю, до этого вердикта не много осталось. Все к тому идет. Не понравлюсь – рассчитают.

Сергей сидел в задумчивости во время разговора. Он поднял голову и сказал: