Модель Нового американского университета
Шрифт:
Согласно общепринятому мнению, технологические инновации и промышленные разработки, возникшие благодаря научным исследованиям, стали решающим фактором экономического развития США и достижения страной позиций супердержавы. По оценке экономистов, не менее 85 % роста подушевых доходов в США обусловлено технологическими изменениями [70] . Инновации, создаваемые научными центрами американских исследовательских университетов в тесном сотрудничестве с учебными подразделениями, внесли неоценимый вклад в достижение того уровня и качества жизни, которые сегодня привычны для нас и всех жителей развитых стран [71] . Инновации способствуют экономическому росту путем «созидательного разрушения», описанного австро-американским экономистом Йозефом Шумпетером еще в 1930-х годах: новое и усовершенствованное вытесняет морально или технически устаревшее [72] . При этом, хотя мы без труда связываем достижения в области технических и инженерных наук с улучшением продуктов, процессов и услуг в нашей повседневной жизни, аналогичные достижения в области социальных и гуманитарных наук иногда ускользают от нашего внимания – именно потому, что настолько глубоко нами интериоризированы.
70
Rising Above the Gathering Storm: Energizing and Employing America for a Brighter Economic Future. Washington, DC: National Academies Press, 2007. P. 1. <https://www.nap.edu/catalog/11463/rising-above-the-gathering-storm-energizing-and-employing-america-for>.
71
Помимо заслуживающего внимания обсуждения данной темы в Jonathan Cole, см. также: Geiger R.L. Research and Relevant Knowledge: American Research Universities since World War II. Oxford: Oxford University Press, 1993; Geiger R.L. Knowledge and Money: Research Universities and the Paradox of the Marketplace. Stanford: Stanford University Press, 2004; Duderstadt J.J. A University for the Twenty-First Century. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2000; Atkinson R.C., Blanpied W.A. Research Universities.
72
Schumpeter J.A. The Theory of Economic Development. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1934. Шумпетер приписывал инновационность (как свойство «созидательного разрушения») предпринимателям: «Функция предпринимателей заключается в том, чтобы реформировать или революционизировать модель производства путем применения изобретения или, в более общем виде, путем открытия новых источников снабжения материалами или новых рынков сбыта для продукции, путем реорганизации отрасли».
Однако, пусть исследовательские университеты США и неизменно лидируют в мировых рейтингах, эти точечные успехи горстки элитных учебных заведений мало способствуют достижению широкого охвата населения образованием и производству такого количества инноваций, которые обеспечили бы устойчивую конкурентоспособность страны. Не желая или не будучи в состоянии принять всех способных к обучению абитуриентов, эти университеты в последние десятилетия стали поддерживать свой статус элитных высоким отсевом при поступлении. И даже если лидерские позиции в рейтингах могут привести американцев к умозаключению, что в нашей стране лучшие колледжи и университеты, результаты международного исследования Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), анализирующего уровень знаний в области чтения и математической грамотности среди взрослого населения [73] , ставят такой вывод под вопрос. Кевин Кэри, эксперт Фонда «Новая Америка» в области образовательной политики, верно отмечает, что параметры, позволяющие считать данные университеты лидерами, – т. е. показатели их исследовательской активности – в сущности, ничего не говорят о качестве американского высшего образования в целом: «Вера в международное превосходство высшего образования США… в основном зиждется на рейтингах ее лучших университетов… Когда президент Обама сказал “у нас – лучшие университеты”, он не имел в виду “наши университеты в среднем относятся к группе лучших” – даже если так слышится многим. Он имел в виду “среди лучших университетов большинство – наших”. А это совсем другой смысл» [74] . Для нас это различие особенно важно и указывает на необходимость расширения доступа к качественному образованию. Штучные элитные университеты доступны небольшой привилегированной группе населения, в которую попадает лишь малая доля тех, кто способен в них учиться; и последствия такого распределения в экономике знаний будут все более заметными.
73
Имеется в виду Программа международной оценки компетенций взрослых PIAAC: <http://piaac.ru>. – Примеч. науч. ред. пер.
74
Carey К. Americans Think We Have the World’s Best Colleges. We Don’t // New York Times. 2014. June 28.
«Знания – наше важнейшее дело», – пишет Луис Менанд, профессор английской и американской литературы Гарвардского университета, подразумевая не только академическое сообщество, но и в целом роль знаний в современном обществе. «Успех почти всех наших других дел зависит от него, но его ценность – не только экономического характера. Достижение, производство, распространение, применение и сохранение знаний – ключевые задачи любой цивилизации». И далее Менанд подводит нас к неизбежно вытекающей дилемме: «Знания суть форма капитала, всегда распределяемого неравномерно, и люди, обладающие большими познаниями или большим доступом к знаниям, пользуются преимуществами перед другими людьми, таковыми не обладающими» [75] . Экономисты, конечно же, говорят о человеческом капитале, под которым в самых общих чертах понимается некий объем знаний, навыков и творческих способностей, приобретаемых посредством инвестиций в образование и профессиональную подготовку. Благодаря инвестициям в человеческий капитал, как отмечает экономист Теодор Шульц в одной из первых статей на эту тему, «качество человеческих усилий может быть сильно улучшено, а их производительность увеличена» [76] . Алан Уилсон, член Британской академии и Королевского общества, подтверждает общепринятое мнение: знание в современном обществе является основным капиталом и социальным ресурсом, «наделяющим людей силой… оно лежит в основе любого типа критического мышления». Более того, «оно цивилизует. Проще говоря, все дело в силе знания» — данное высказывание приписывается им Френсису Бэкону, один из афоризмов которого обычно переводят как «знание – сила» [77] . Наблюдение может показаться общим местом, однако, по-разному формулируемое на протяжении веков, никогда оно не было более актуально, нежели в условиях нынешней экономики знаний.
75
Menand L. The Marketplace of Ideas: Reform and Resistance in the American University. N.Y.: W.W. Norton, 2010. P. 13.
76
Schultz T.W. Investment in Human Capital // American Economic Review. 1961. Vol. 51. No. 1. P. 1–17. Другое известное определение понятия капитала – в частности, культурного капитала, в значительной мере производного от уровня образования и, таким образом, непосредственно связанного с социальным капиталом, – введено французским социологом Пьером Бурдье. См. его эссе «Формы капитала»: Bourdieu Р. The Forms of Capital // Handbook for Theory and Research in the Sociology of Education / ed. by J.G. Richardson. Westport, CT: Greenwood Press, 1986. P. 241–258 (рус. пер.: Бурдье П. Формы капитала // Западная экономическая социология: хрестоматия современной классики / сост. и науч. ред. В.В. Радаев; пер. М.С. Добряковой и др. М.: РОССПЭН, 2004).
77
Wilson A. Knowledge Power: Interdisciplinary Education for a Complex World. L.: Routledge, 2010. P. ix. Афоризм «ipsa scientia potestas est» (знание – само по себе сила) появляется в собрании сочинений Бэкона «Meditationes Sacrae» (1597).
«Мы живем в эпицентре взрыва знаний», – пишет Уилсон. Но далее он вынужден поставить вопрос, имеющий прямое отношение к нашему анализу недостатков современной системы производства знаний: «Почему рост знаний не способствует прогрессу?» При таком объеме теоретических и прикладных знаний нам, по его оценкам, недостает амбиций (а также базовых знаний «на входе») концептуализировать и разработать «пространство знаний» и институциональные рамки для преодоления глобальных вызовов; университеты развиваются слишком медленно и не успевают за темпами изменений в структуре знания [78] (что наталкивает на необходимость междисциплинарности – мы рассмотрим это в главе 5). Ответ на вопрос, сможем ли мы обуздать неконтролируемое распространение знания, присущее нашей эпохе, поставив его на службу обществу, пока остается открытым. Философ Роберт Фроудман в связи с этим исследует привходящие ограничения нашего «эпистемологического режима – производства знаний по принципу laissez-faire, то есть фактически неконтролируемого». В подтверждение масштабов – пусть и не эффективности – академической производительности он цитирует одно исследование: в 2009 г. примерно в 26400 рецензируемых научных журналах было опубликовано более полутора миллионов научных статей. Согласно данным другого исследования, лишь 40 % статей, опубликованных с 2002 по 2006 г.
78
Wilson А. Knowledge Power. P. ix, 1.
79
Frodeman R. Sustainable Knowledge: A Theory of Interdisciplinarity. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2014. P. 62, 76, 82. Фроудман цитирует работы: JinhaA.E. Article 50 Million: An Estimate of the Number of Scholarly Articles in Existence // Learned Publishing. Vol. 23. P. 258–263; B"auerlein M. et al. We Must Stop the Avalanche of Low Quality Research // Chronicle of Higher Education. 2010. June 13.
Помимо научных открытий, отличающих его от других институциональных типов вузов, у исследовательского университета есть и другие цели. Несмотря на важность ниши, которую занимают такие университеты в экономике знаний, исключительный акцент на открытиях и инновациях будет ограничивать их потенциал, пока они не станут оглядываться на более общий социальный контекст. Производство знаний продуктивно в различных организационных средах, включая промышленные лаборатории и систему национальных лабораторий, содействующих развитию государственной инновационной системы. Но сочетая в своей миссии преподавание, исследования и служение обществу, исследовательские университеты имеют уникальную возможность более чутко настроить свои цели и задачи на благо общества. Мы ошибочно полагаем, будто их интеллектуальные задачи – исследования, технологические инновации – автоматически и безусловно согласуются с наиболее значимыми целями общества. Нет, если исследовательским университетам суждено стать столь же полезными для общества, сколь они преуспели в научном плане, им потребуются целенаправленные усилия по интеграции «социально ответственных» задач в свою исследовательскую и инновационную деятельность [80] .
80
Crow M.M. The Research University as Comprehensive Knowledge Enterprise: A Prototype for a New American University // University Research for Innovation / ed. by L.E. Weber, J.J. Duderstadt. L.: Economica, 2010; подобные же дискуссии об императиве служения обществу см.: Вок D. Beyond the Ivory Tower: Social Responsibilities of the Modern University. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1982; Duderstadt J.J. University for the Twenty-First Century…; Kitcher Ph. Science, Truth, and Democracy. Oxford: Oxford University Press, 2001.
Знание, производимое исследовательскими университетами, становится все более специализированным, и когда его эффект для мира дробится на все более мелкие фрагменты, прибыль от инвестиций в него снижается. Поиски неизвестного всегда будут престижны, но непонятно, почему исследовательские университеты должны цепляться за отжившую модель, акцентирующую изоляцию и специализацию. Оценивая фундаментальные исследования, мы руководствуемся скорее любопытством, нежели решением некой общественно полезной задачи, и в результате упускаем из виду потенциал их применения – он явно проигрывает тому спектру возможностей применения, который открылся бы, если бы мы шли от потребностей пользователей [81] . Противопоставление фундаментальных исследований прикладным – во многом иллюзорно; и те и другие играют крайне важную роль, и во многих случаях граница между ними столь призрачна, что просто теряет смысл [82] . Тем не менее академической культуре в ее привычном формате производства нового абстрактного знания нередко свойственно забывать, что ее учреждения вполне способны и сами задавать направление научным открытиям и цели их технического применения для получения желаемых результатов, будь то продукты, процессы или идеи.
81
Stokes D.E. Pasteur’s Quadrant: Basic Science and Technological Innovation. Washington, DC: Brookings Institution Press, 1997; Kitcher Ph. Science, Truth, and Democracy.
82
Stokes D.E. Pasteur’s Quadrant. P. 6–12, 58–89.
Хотя американские исследовательские университеты сохраняют мировое лидерство в области открытий и инноваций, их способность масштабировать результаты и реагировать в режиме реального времени подчас ослабляется неповоротливостью бюрократических структур, необходимых для поддержания существующей академической инфраструктуры и административных практик. Как следствие, наши университеты способны к адаптации лишь в пределах своей организации, в то время как их усилия скорее должны быть направлены на обеспечение способности общества адаптироваться к сложности
и неопределенности, ставших привычными условиями нашего существования. Для этого некоторым университетам – помимо тех, что некогда впитали утилитаристские идеалы системы «земельных» университетов, – полезно было бы более активно заняться амбициозной и многогранной работой на благо общества, реализуя программы, содействующие социальному прогрессу и региональному экономическому развитию. Не менее насущной остается и задача взращивания необходимого числа ученых, инженеров, творческих работников, философов, экономистов, докторов и юристов – проще говоря, образованных граждан, из которых получатся будущие лидеры в каждой сфере жизни.
Сегодня уже нельзя считать, что американское высшее образование – вне конкуренции [83] . Наше мировое экономическое лидерство сталкивается с вызовами новых амбициозных игроков – стран, намеревающихся конкурировать с нами путем крупных вложений в образование и исследования. Лидеры всех стран понимают, что именно система исследований на базе университетов в минувшее столетие стала главным фактором высокой способности США к адаптации и ее экономическому превосходству, и стремятся скопировать нашу модель. И в то время как в экономике знаний страны по всему миру делают стратегические инвестиции, стремясь предоставить качественное образование все более широким слоям населения, Америка позволила своим исследовательским университетам, несмотря на их историческое преимущество, утратить свои адаптационные способности. Если мы собираемся доминировать в эпоху стремительного усиления сложности и конкуренции, от наших университетов требуются беспрестанные инновации по всем фронтам, включая педагогические проекты по поиску и привлечению талантов по всем демографическим группам населения. Подобные инновации не просто плод прогресса в производстве знаний; для них потребуется трансформация всей структуры, практик и взаимоотношений в нашей системе производства знаний. Именно эта сложность, сопряженная с упомянутыми разнообразными и взаимосвязанными измерениями исследовательского университета, представляет собой аналитический контекст последующих глав. Исторический экскурс о происхождении предшествующих университетских моделей включая их концептуальные основы, структуры, деятельность и практики обогатит наше понимание современного научного сообщества. Посредством оценки нынешней модели американского исследовательского университета и обзора ее эволюции мы надеемся сформулировать первоочередные задачи нашей новой модели.
83
Отрезвляющая оценка нашего уровня конкурентоспособности приводится в работе: Douglass J.A. The Waning of America’s Higher Education Advantage: International Competitors Are No Longer Number Two and Have Big Plans in the Global Economy. Berkeley: Center for Studies in Higher Education; University of California, 2006.
Общественные цели «высшего обучения»
Эгалитарная концепция высшего образования с момента возникновения нашей республики явилась неотъемлемым элементом коллективной идентичности, как и основой того феномена, что прославится под названием «американской мечты». Когда Джон Адамс с коллегами составляли Конституцию штата Массачусетс, ратифицированную в июне 1780 г., о целях «высшего обучения», как его тогда именовали, не забывали. В документе, который семь лет спустя послужил прототипом Конституции Соединенных Штатов Америки, раздел 2 главы 5 начинается так: «Мудрость и знания, как и добродетели, широко распространенные в народе, необходимы для сохранения его прав и свобод, и, поскольку зависит это от того, насколько доступны возможности и преимущества образования в различных частях страны и среди различных слоев населения, обязанность законодательства и представителей власти состоит в том, чтобы во все будущие времена, пока существует Республика, проявлялась забота об интересах литературы, науки и школ, им обучающих…» А поскольку лишь одна подобная «школа» тогда и существовала в Массачусетсе, а именно Гарвардский колледж, приветствовавший в 1636 г. под водительством единственного учителя свой первый класс из девяти студентов, в документе уточняется: «…и прежде всего в университете в городе Кембридже, штат Массачусетс» [84] .
84
<http://www.malegislature.gov/laws/constitution;harvard, е du/his tory>.